Покоряя Эверест

Критик, не участвующий в самом мероприятии, легко бы определил, что мы потерпели поражение еще за несколько часов до этого — возможно, даже сразу после того, как были вынуждены разбить лагерь не выше 25 000 футов. Если бы в тот момент мы покорили вершину Эвереста, невозможно предсказать, вызвало ли бы у нас это событие бури эмоций, достойных такого триумфа. Но на самой высокой достигнутой нами точке мы определенно не испытывали подобных чувств. Ошеломленный недостатком кислорода мозг оставался способен лишь угрюмо сосредоточиться на одной задаче — двигаться вверх, отринув все остальное. Теперь же, получив передышку и освободившись от нужды концентрироваться на подъеме, он переключился на главный для альпинистов путеводный маяк, горящий тусклым, но стойким светом: тренированное чутье, напоминающее нам об опасности, и знание, что игнорировать угрозы — безрассудная игра. Мы смирились с фактом, что нам не удалось подняться на Эверест. Мы осознавали: если мы хотим иметь шанс на новую попытку, то сейчас должны крикнуть «стоп» и не подниматься выше.

Спуск в Лагерь IV был на удивление быстрым: уже в 4 часа мы забрали Морсхеда и вскоре двинулись обратно по наклонным изломанным уступам к гребню хребта. Свежевыпавший снег осложнял этот переход, да и отряд уже давно утратил остроту своей бдительности. Третий человек поскользнулся, увлекая за собой второго и четвертого в связке. Предупрежденный необычными звуками позади себя, ведущий вогнал острие своего ледоруба в снег и обвязал его веревкой. Он успел крепко надавить на древко одной рукой, вцепившись в веревку другой. Больше ничего нельзя было успеть сделать. Было сто к одному, что либо ледоруб выскочит, либо веревка порвется; трем телам грозила опасность проскользить более чем 3 000 футов[402] под действием силы тяжести, прежде чем они остановятся на заснеженном плато. Несколько секунд они болтались на склоне на туго натянутой между ними прочной веревке — вся эта конструкция чудом их удержала, — а затем почти одновременно уперлись ногами.

Менее чем через два часа после утомительного вырубания ступеней мы, казалось, преодолели все наши трудности. Но Морсхед был на пределе сил: в столь измученном состоянии он мог спускаться лишь по несколько ступенек за раз. Когда мы добрались до Северного седла, уже час как стемнело, и было 11:30, когда мы наконец заползли в наши палатки.

Результат этого опыта стал очевиден, когда мы спустились в Базовый лагерь. Морсхед получил серьезные обморожения пальцев на ногах и руках. Проблемы с ухом Нортона и тремя моими пальцами нельзя было игнорировать, но еще более серьезные опасения вызывало состояние обоих наших сердец. Один только Сомервелл оставался достаточно здоровым, чтобы не считаться выбывшим из строя скалолазов.

Вторую попытку достичь вершины несколько дней спустя предприняли Финч и Джеффри Брюс[403]. Они использовали кислород на высоте 22 000 футов[404] и обнаружили, что, несмотря на свой вес, аппарат им помог. Они выбрали для своего лагеря скалистую площадку на обратной стороне хребта на высоте 25 500 футов[405]. В этом незащищенном положении им пришлось бороться со шквальным ветром, и большую часть ночи они пытались не дать ему унести их палатку. Поскольку ветер не стихал до середины следующего дня, им и на вторую ночь пришлось остаться на этой высоте. Кислород помогал им согреваться, но также увеличивал их аппетит. Они продолжили подъем на следующий день, взяв с собой Теджбира, одного из наших четырех сержантов-гуркхов[406]. Предполагалось, что он перенесет запасные кислородные баллоны — огромный груз весом более 50 фунтов[407] — как можно выше, возможно, до 27 000 футов. А они вдвоем стартуют оттуда со свежими баллонами, оставив Теджбира на месте или отправив его вниз. Но Теджбиру не удалось подняться выше 26 000 футов[408]. Финч и Брюс изнемогли от усилий по переноске запасных баллонов сверх полного комплекта из четырех штук и в конце концов оставили их. Они покинули хребет из-за усиливающегося ветра, который задул снова, и на высоте 27 235 футов[409] были вынуждены повернуть назад, измученные голодом.

Факты о третьей попытке можно изложить еще короче: альпинистам оставалось подняться совсем чуть-чуть до 23 000 футов[410], когда на них обрушилась лавина, сбив с ног семерых носильщиков и утащив их через край огромной расселины навстречу смерти. Об этом злополучном походе больше нечего добавить, кроме того, что они выдвинулись после того, как выпал первый снег муссона.