Покорно направляясь в грядущие времена

Мистер Уотсон, высокий статный мужчина лет сорока, очень любил

роскошь,   богатство   и   удовольствия   во   всех   проявлениях.   Запах

первосортного табака, вкус изысканного вина, сладость прекрасных девушек

–   это   и   есть   неполный   перечень   удовольствий,   которые   мог   позволить   и

позволял   себе   этот   мужчина.   Услышав   стук   в   дверь   своего   кабинета,   он

откинулся   на   спинку   массивного   кожаного   кресла   и,   положив   руки   на

рабочий стол, радостно воскликнул:

– Мартин, входите!

–  Мартин   вы   не   представляете,   как   я   рад   вас   видеть,   –   сказал   он, пожимая его руку и приглашая сесть в кресло перед столом.

– Спасибо, – сев в кресло, смущенно проговорил Мартин.

Мистер   Уотсон   не   любил   бедных   людей,   он   относился   к   ним   с

мастерски   скрываемым   пренебрежением,   но   все   же   порой   они   его   очень

забавляли, иногда он давал им денег, но давал не с искренней целью помочь, а с целью казаться добродетельным в глазах других состоятельных людей.

Вся эта добродетельность, с которой он отзывался и порой помогал людям, не зарабатывающим столько, сколько зарабатывает он, также должна была

донести до жителей их небольшого города, что он, Стенли Уотсон, не погряз

в разврате, что он днем и ночью думает о нуждающихся жителях города.

Даже   то,   что   он   пару   месяцев   назад   отдал   свою   дочь   обучаться   музыке

Мартину, должно было показать, что он, подобно многим своим коллегам, не

собирается отдавать своего ребенка на обучение зажиточным, распиаренным

учителям   музыки,   а   отдаст   обычному   человеку   из   народа.   Этот   его   шаг

широко освещался в прессе и был своего рода оригинальным пиар-ходом, повлиявшим   на   его   имидж   в   высшей   степени   благотворно.   За   всеми   его

поступками,   с   виду   кажущимися   добрыми   и   чистыми,   стоял   холодный

расчет. Это суровая правда, правда, которую знал только он.

– Что привело вас ко мне? – улыбаясь, спросил он.

–  Я... я хотел узнать, как дела у Джулии, не намерена ли она вновь

заняться музыкой.

Подняв руки вверх, Уотсон тяжело вздохнул:

– Нет, охладела к музыке, к сожалению.

На самом деле Уотсон лукавил. Джулия к музыке ничуть не охладела, напротив,   ее   любовь   к   классической   музыке   с   каждым   днем,   с   каждой

изученной   симфонией   все   возрастала   и   возрастала.   Просто   после   месяца

обучения у Мартина Уотсон, добившись желанного результата, решил тайно

отдать дочь на обучение известному французскому учителю.

18

– Но она делала такие грандиозные успехи, ей все так нравилось, она, помнится,   даже   говорила,   что   хочет   связать   свою   жизнь   с   музыкой,   –

продолжал говорить Мартин, робко поеживаясь в кресле и так и не решаясь

попросить то, ради чего он сюда пришел.

–  Ох,   эта   молодежь!   Мартин,   они   постоянно   мечутся   из   одной

крайности в другую, сегодня они без ума от музыки, завтра объявляют себя

великими   живописцами,   а   послезавтра   они,   подражая   Шекспиру, провозглашают себя неподражаемыми поэтами.

– Да, – отрешенно уставившись на край стола, сказал Мартин. – Мистер

Уотсон, вы, безусловно, правы.

Ехидно улыбаясь, Уотсон пристально смотрел на Мартина. Уотсон был

умным,   хитрым,   расчетливым   человеком,   был   бы   другим   –   не   достиг   бы

своего   теперешнего   положения.   Поэтому,   видя   перед   собой   явно

растерянного   Мартина,   он   понимал,   что   пришел   тот   не   для   того,   чтобы

расспрашивать о Джулии, а для чего-то другого. Он что-то хочет попросить, но что? Что он мог попросить? «Деньги, точно – деньги! – воскликнул про

себя Уотсон. – Наверняка ему деньги нужны».

– Мартин, могу ли я для вас что-либо сделать?

– Вы для меня?

– Может, вам деньги нужны?

– Откуда вы?..

– Просто предположил; скажите, сколько нужно.

– Нет, мне не нужны деньги, – возразил Мартин, – я просто…

– Позвольте, вы только что…

– Нет, я просто пришел узнать, не передумала ли Джулия.

Мгновение   Уотсон   внимательно   смотрел   своими   серыми   глазами   на

Мартина, пытаясь понять, о чем тот думает.

–  Пожалуй, я пойду, – сказал Мартин, встав с кресла и направляясь к

двери.

–  Был  рад видеть вас,  Мартин,  и буду  рад видеть,  если вы еще раз

заглянете ко мне.

Походкой   загипнотизированного   человека   Мартин   плелся   домой, петляя по улицам, вовсе их не замечая, но его взгляд привлек небольшой

ресторан, примостившийся между двумя пятиэтажными зданиями. Он учуял

аромат кофе, никто его здесь не чувствовал, кроме него. Терпкий, манящий и

в то же время ужасный, напоминавший событие, которое произошло чуть

более года назад. Мартин никогда после того случая не ходил по этой улице.

Всегда старался забыть, но не мог, это воспоминание отложилось мощным

пластом в глубинах его подсознания. Да, со временем оно стало менее ярким, менее реальным, но навсегда исчезнуть, выветриться из памяти вопреки его

желанию не могло. И теперь он вновь на этой улице, вновь проходит мимо

этого ресторана и, кажется, вновь видит сквозь витринное стекло того самого