Покорно направляясь в грядущие времена

далекий горизонт. Вернуться туда. Вернуться для того, чтобы испытывать

унижения. Вернуться для того, чтобы жить как прежде. Да и была ли эта

жизнь,   какой   достойны   дети?   Едва   лучи   восходящего   солнца   окрашивали

город яркими лучистыми красками, как я уже слышал, как трещат половицы

пола   от   ненавистных   шагов   моих   так   называемых   благодетелей, сжалившихся над несчастным сиротой. Я больше всего на свете боялся вновь

проснуться в узкой тесной чердачной конуре, больше всего на свете я боялся

этого   ненавистного   дома.   Жалкую   худую   тетку   с   тонкими   крючковатыми

руками и противным протяжным голосом. «Накрой стол! Почему в комнатах

до   сих   пор   не   убрано?!   Постриги,   наконец,   этот   чертов   газон!   Сбегай   в

погреб!»   Они   ведь   знали,   как   я   боялся   этого   места!   «Ах   ты,   никчемный

мальчишка!» И ее муженек, этот полный, грузный и, в противовес мачехе, безвольный мужчина, относившийся ко мне как к пустому месту, будто бы

меня и вовсе нет, если бы я умер, он и этого бы не заметил. Уткнувшись

широким носом в газету, он продолжал бы упрямо пялиться в нее, вот уже

14

сотый   раз   перечитывая   статьи   о   перевыборах   в   областном   совете,   о

новшествах в уголовном законодательстве, ни капельки в этом не понимая, но убеждая себя в своей подкованности в делах управления государством.

Я   отвернулся   от   города,   отвернулся   от   прошлого.   Ухабистая   дорога

звала меня вперед, в светлое, как я надеялся, будущее.

Прервав   свой   рассказ,   незнакомец,   обеими   руками   упершись   в   стол, медленно, с трудом приводя в действие отяжелевшие, будто бы ватные ноги, встал и, сделав попытку улыбнуться, произнес:

–  Мне   нужно   в   туалет,   а   ты   дождись   –   и   услышишь   продолжение

истории, если, конечно, хочешь услышать.

– Хочу, – сказал я.

Незнакомец одобрительно кивнул и, развернувшись, виляя из стороны

в   сторону,   отправился   в   дальний   конец   кабака.   Время   шло,   а   он   все   не

возвращался.   Я   выпил   еще   несколько   рюмок,   чувствуя,   как   уносится   мое

сознание   в   какие-то   неведомые,   безмерно   далекие   миры.   Минута,   вторая, третья, вот уже десять минут, а вот и двадцать, а его все нет. Вскоре я его

увидел лежащем на полу, оглушительно храпящим и бормочущим в пьяном

бреду какие-то невнятные слова. Двое таких же пьяных мужчин тащили его

за руки по полу, будто бы тушу только что убитого животного.

Кабак пришел в движение. Смех, крики.

– Сошел с дистанции...

– Выкиньте его отсюда!..

– Не умеешь пить – не пей!..

– Что с ним? – спросил я у тех двоих, что тащили храпящее тело.

– Уснул, – пробурчал один из них.

– Да, уснул, – вставил второй.

– Бросьте где-нибудь на улице, желательно куда-нибудь в заросли, чтоб

не мозолил никому глаза. Нам проблемы не нужны. У нас ведь приличное

заведение, – причитал им вслед официант.

3

Прошло три дня. Незнакомец пропал. Я приходил в кабак не для того, чтобы пить, а для того, чтобы услышать продолжение его истории, но его не

было. Но оказалось, что в кабаке была и другая интересная личность.

Высокого,   немного   сутуловатого   мужчину   посетители   кабака

почтительно   называли   Философом.   Прозвище   прижилось   из-за   его

пространных   рассуждений   о   смысле   жизни,   которые   большинству

посетителей казались чересчур заумными. Я любил слушать Философа, его

мысли казались мне здравыми и во многом отражавшими мое собственное

настроение.

–  Среди   посетителей   этого   кабака   можно   выделить   следующие

категории,   –   говорил   мне   Философ.   –   Беспробудные   пьяницы,   которых

общество отвергло от себя, и беспробудные пьяницы, которые сами отвергли

общество. – Философ причислял себя ко второй категории и считал, что бунт

15

против   современного   общества   –   это   благороднейшее   и   чрезвычайно

сложное   решение.   –   Знаешь   что?   –   склонив   голову   к   рюмке   с   водкой,   с

горечью говорил Философ. – Порой я жалею, что родился на свет. Мне так

часто хочется уснуть. Просто закрыть глаза и уснуть навечно. Не видеть этот

переполненный   несправедливостью   мир.   Не   видеть   его   больше   никогда.

Порой возникает мысль застрелиться. Пустить себе пулю в висок – и дело с

концом. Собрать всю волю в кулак и нажать на курок. Только направив его

точно в висок. Кстати, а застрелиться, вопреки расхожему мнению, не так-то

просто. Нужно точно рассчитать  траекторию пули, ведь в зависимости от

того,   в   каком   месте   она   пронзит   мозг,   могут   произойти   различные

последствия.   Можно   потерять   зрение,   превратиться   в   бездумное   растение

или, в самом лучшем случае, благополучно скончаться. Вот видишь, трезвый

расчет   нужен   во   всем.   Но   не   будем   о   грустном.   Самоубийство   –   это

проявление   слабости.   Оно   говорит   о   том,   что   человек   спасовал   перед

трудностями   жизни.   Подписал   полную   и   безоговорочную   капитуляцию.

Какой  бы жизнь ни была, нам следует бороться,  барахтаться,  но все-таки

оставаться на плаву.