Покорно направляясь в грядущие времена

куплю счастье за деньги. Не обрету смысл жизни в бесконечных покупках.

– У меня для тебя важная новость.

Я поднял голову. Передо мной стоял Философ.

– Ну и что за новость? – спросил я, погруженный в раздумья.

– Ты не поверишь, я не пью уже несколько дней.

–  Да…   Действительно,   ты   давно   здесь   не   показывался.   Что,   нашел

метод исправить насквозь прогнившее общество?

Философ сел за стол и, светясь от радости, проговорил:

– Нет, я нашел способ избавиться от общества.

– Что, сбросишь на него атомную боеголовку? – засмеялся я.

– Нет, гораздо лучше. Я покину его. Исчезну из этого мира навсегда.

39

С тревогой я смотрел на Философа. Что он задумал? Такого счастья в

его глазах я не видел никогда.

– Ты чего задумал?

–  Нет,   ты   что.   Не   волнуйся,   я   не   собираюсь   кончать   жизнь

самоубийством.

– Ну, тогда я действительно теряюсь в догадках.

– Они велели мне никому не рассказывать.

– Кто «они»?

– Ну, я даже не знаю, как сказать. Ты подумаешь, что я сумасшедший, вконец   спятил,   но   это   вовсе   не   так.   Я   счастлив,   счастлив   настолько, насколько   может   быть   счастлив   человек,   проживающий   в   этом   ужасном, полном несправедливости мире. Ты знаешь, что здесь, в нашем мире, у них

есть свой филиал. Они находят отчаявшихся людей, тех, в ком еще теплится

хотя бы крупица здравого сознания, и помогают, отправляют этих людей в

свой параллельный мир. Мир, в котором все гармонично. Мир, в котором все

прекрасно.   Это   рай   на   земле.   Идиллия,   царящая   там,   не   поддается

объяснению. Это мечта утопистов.

Я смотрел на Философа и не мог понять, как этот, всегда казавшийся

мне   здравым   человек   превратился   в   того   ненормального,   который   сейчас

сидит передо мной и рассказывает о каком-то параллельном мире.

– Ты в своем уме?

– Они предупреждали. Говорили, что если даже я кому и скажу, то меня

сочтут за сумасшедшего. Но это не так. Этот мир действительно существует.

И   завтра   я   отправлюсь   туда.   Давай   пойдем   со   мной.   Ты   ведь   этого

действительно хочешь.

Я не мог его больше слушать. Мне было тошно сидеть рядом с этим

необычайно   счастливым   человеком.   Что   это?   Может   быть,   сильно

действующие   наркотики?   Старина   Философ   решил   не   ограничиваться

выпивкой,   а   пойти   дальше,   продолжить   нескончаемое   падение.   Я   просто

встал   и   ушел,   не   обращая   внимания   на   удивленный   взгляд   Философа,   я

преодолел   расстояние,   отделяющее   меня   от   выхода,   и,   переступив   порог, быстрым шагом удалялся прочь, желая больше никогда не возвращаться в

этот кабак. Забыть его. Вычеркнуть из жизни.

Но   я   вернулся   на   следующий   же   день,   надеясь   увидеть   Философа.

Увидеть в здравом уме и светлой памяти. Но он не пришел. Не пришел он и

на следующий день. Я ходил в кабак еще неделю, но так и не увидел его. Он

пропал. Пропал так же, как тот незнакомец, который в один из первых же

дней   моего   прихода  в   кабак   начал   рассказывать   историю  своей   жизни.  Я

перестал   ходить   в   кабак.   Перестал   пить,   потихоньку   возвращаясь   к

привычной беззаботной жизни, лишь изредка вспоминая слова: «Мы жрем, чтобы жить, и живем, чтобы жрать».

7

40

Быть   одиноким   среди   восьми   миллиардов   людей   –   что   может   быть

хуже этого. Среди всех этих людей не найти ни одного, с кем можно было бы

поговорить о том, что не дает тебе покоя, что лишает тебя сна и не дает жить

нормальной полноценной жизнью. Нет ни одного человека, которому ты бы

мог озвучить свои сокровенные мысли, нет ни одного человека, кто мог бы

тебя   выслушать   и   дать   совет.   Беспросветное   одиночество   обволакивает, давит   со   всех   сторон,   угрожает   раздавить   меня,   размазать,   как   муху, прибитую мухобойкой.

Я   выхожу   на   улицу.   Влюбленные   пары   стремятся   к   романтичному

уединению.   Компания   друзей   направляется   по   делам,   и   только   я   брожу

бесцельно в одиночестве, с потухшим взглядом, не зная, для чего и куда я

иду. Ранним утром я вышел на набережную. На безоблачном небе замерло

солнце; спокойное, застывшее в бесконечности времен море будто бы спало

и не спешило просыпаться. Белые чайки с протяжным писком опускались к

едва   колышущиеся   поверхности,   черпали   заостренными   когтями   воду   и

вновь взмывали высоко в воздух. На одной из лавочек в тени деревьев  я

заметил   молодую   девушку.   На   холсте,   натянутом   на   подставку,   она

увлеченно писала картину. Я подошел ближе. Она сидела спиной ко мне, лицом к морю. Я видел лишь темные длинные волосы и белоснежные тонкие

пальцы, которыми она держала кисть, аккуратными мазками выводя контур

фигуры, изображенной на картине.

На   картине   был   запечатлен   город.   Кольца   опоясывающих   его

конусообразных   гор,   а   внизу,   в   темноте   ночи,   сверкал   он.   Кварталы   с

возвышавшимися   небоскребами,   которые   соседствовали   с   неприлично