В обычные дни, проходя по холодным, каменным коридорам, осторожно перебираясь обходными путями в попытке избежать встреч с комуринами, обедая, ужиная, завтракая в шумной просторной столовой и даже тренируясь, — всегда ощущалась некая аура темноты, присущая лишь подобным зданиям. Зданиям, о которых рассказывают истории, пугают привидениями, обитающими в самых заброшенных закоулках, боятся обвалиться вместе со слишком старыми, пронзительно скрипящими ступенями. Зданиям зловещим, а уж вытянутая в высь, в самое небо форма, скала, тёмный лес и то и дело бушующее внизу море не прибавляли Башне света.
С этим все свыклись, старину и мрачность обжили, приспособились и продолжили травить друг другу байки если уж не о приведениях (впрочем, хватало и таких историй), то, по крайней мере, о комуринах, Комуи или о злом, жестоком Канде Юу. Истории о последнем особенно любили нашёптывать страшным голосом новичкам, припоминая все его «подвиги» против искателей, акума и Ноев. К тому же теперь, когда стало известно, что куда более мрачный, нежели эта башня, японец сумел победить Ноя, рассказы о нём приняли ну совершенно нереальный характер.
И хорошо, что Канда Юу, презирающий Искателей и не считающий необходимостью обращать внимания на их разговоры или прислушаться к шепоту, не знал об этих байках. Потому что кто знает, возможно, он счёл бы их лучшим из возможных руководств к действию?
В обычные дни Башня была полна мрачного (чего уж утаивать) очарования.
Но сегодня всё было не так. Аллен понял это, едва в окне забрезжили лучи лениво поднимающегося солнца, а в его длинном отчёте была поставлена последняя точка. Разгибая и сгибая затёкшую руку, он вскочил на ноги, оглядывая комнату и пытаясь сообразить, не забыл ли он чего, а затем аккуратно сгрёб листы в одну папку.
Кажется, всё наконец-то было сделано.
Отчёт, длинный отчет обо всём, начиная со встречи с Крори, наконец-то был дописан со всеми необходимыми юноше неточностями и поправками. Обследования у врачей удалось успешно избежать, соврав в Азиатском управлении, что он залечит раны в Центральном, а в Центральном заявив, что уже полечился в Азиатском. Сам он тоже уже был совершенно здоров и свеж, а всё благодаря его чистой силе, — юноша провёл ладонью по воротнику умеренной пушистости, который теперь почти всегда висел на его шее. Правда, как выяснил Аллен, он мог так же повесить его на руку, словно манжету, а вот свернуть плащ полностью, чтобы тот исчез, не удавалось. Словно его чистая сила распалась на две: технический плащ и паразитическую руку. Однако обе ощущались как одно целое, и Аллен не видел повода беспокоить остальных своими задумками.
Так же Уолкер был рад, что манжетой или воротником, но его плащ наконец-то начал подчиняться хозяину и сворачиваться. Он не совсем понимал: виновато ли его ущербное мастерство или всё же упрямая, подвисшая чистая сила, но он всего-то несколько часов как сумел стянуть её с себя. До этого плащ изводил его своими уж слишком жаркими и в некоторых местах обтягивающими объятиями. Будто живое существо, которое наконец-то само дорвалось до тепла нового носителя и, никак не смея поверить в такую реальность, плащ, эта наглая, заставившая его несколько часов потеть без остановки, тряпка, никак не желала с него слазить. От жары и перегрева начинала болеть и даже слегка кружиться голова, а ещё ныли рёбра, ноги, плечи и вообще все кости сразу… А потом Аллен начал догадываться, что уже просто выдумывает свои недуги и ему просто слишком жарко на самом деле. К сожалению, объяснять остальным, отчего он такой раскрасневшийся, слегка невменяемый и почему не снимает плащ чистой силы, Аллену было неловко. Правда была уж слишком глупой: не может разобраться, как снять плащ с себя!
Вчера вечером он наконец-то неожиданно осознал, что высокий воротник плаща, до этого наглухо застёгнутый, расстёгнут, и с восторгом стащил с себя порядком надоевший материал… И какого же было его удивление, когда он обнаружил, что на боку нет и следа раны. И вообще на его теле нет никаких следов ран, ни синяков, обычных для любых сражений, ни ссадин, ни чего-то более серьёзного. Даже прошлые шрамы, некоторым из которых был не один год, совсем потускнели и почти исчезли. Он был совершенно здоров.
А ещё Аллен был пристыжен: выходит, чистая сила его ещё задарма лечила, а он ходил, жаловался. Мало ли, какие у него там были раны? Аллен не всегда следил за своими повреждениями, не то чтобы в Ковчеге его сильно побили, скорее…
Скорее…
На ум приходило единственное уместное, по его мнению, в данном случае понятие: скорее его залюбили.
Но к этой теме Аллен пока возвратиться готов не был. К тому же на теле не осталось никаких следов их с Тикки времяпровождения.
Следовало думать о другом: о том, что Аллен не сделал. Например, он не поговорил нормально с Кроссом, оттого что Учителя уволокли сначала Бак, потом нервничающий Комуи, а вот теперь бродили слухи о появлении в управлении начальства.
А так хотелось узнать о Ковчеге!