Покровские ворота

Он понимал, что не может ей ничего объяснить. Да и кто мог бы растолковать странную связь, возникшую между ним и городом Ц.? И разве в городе Ц. было дело? Этому городу выпало стать образом его надежды, спасательным кругом. Скучное место? Оно-то ему и необходимо. Там не явится ни одна суетная мысль. И наконец, он должен понять, чего он стоит, способен ли он изменить свою жизнь.

– Ты бы поехала? – спросил он.

– Лапушка, – сказала она мягко, – у меня новоселье на днях.

– В самом деле? – он был удивлен.

– Я молчала, сглазить боялась. Но теперь – все. Видишь, быстро меня оценили.

И она, довольная, рассмеялась.

У него создалось впечатление, что она не очень серьезно относится к его словам.

На новоселье он впервые увидел ее новых друзей. Это были люди крепкие, веселые, сравнительно молодые. Пожалуй, лишь двое-трое были его возраста, среди них полная плечистая женщина с грубоватыми чертами лица и насмешливыми опытными глазами. Он назвал ее про себя “мать-командирша”, потому что имя-отчество ее сразу забыл. Вообще в тот вечер его профессиональная тренированная память давала одну осечку за другой. Имена, чины и звания, которые были ему перечислены сияющей хозяйкой, быстро смешались, точно слились друг с другом. Он сидел, внутренне напрягшийся, и все следил за ней, такой он и впрямь видел ее в первый раз.

А она сновала из кухоньки в комнату, вносила одно за другим блюда с разнообразной снедью, вся раскрасневшаяся, возбужденная, такая же говорливая, как гости. То и дело звенел ее высокий голос, мелким горохом рассыпался счастливый смех, то и дело она произносила тосты и целовалась с каждым гостем, полная ко всем бесконечной симпатии и благодарности. На мать-командиршу она смотрела почти с обожанием, а та изредка бросала, точно в подарок, то одну, то другую фразочку, спокойно, наставительно, будто одаривая глотком драгоценного напитка. Было шумно, гости часто перебивали друг друга, звучали незнакомые имена, условные обозначения, то канцелярско-ведомственное арго, в котором непосвященному трудно было разобраться. И он все не мог найти верного тона и старался говорить меньше, думая о том, как бы уйти поскорее, чувствуя, что он лишний в этом кругу друзей.

Впрочем, о нем не забыли и в интервале между байками, анекдотами, служебными происшествиями, обсуждавшимися с особой горячностью, выпили и за него, за представителя науки, за человека, которому хозяйка обязана очень и очень многим. И мать-командирша своим густым прокуренным голосом сказала нечто веское о том, что учителей нужно уважать.

Однако он уже понимал, что учительство его кончилось, что в этом смысле место его уже занято не то полной плечистой гостьей, не то кем-то еще, кто находился на такой высоте, что нельзя было и помыслить, чтобы его пригласить.

Когда на следующий день она спросила его, как понравились ему ее друзья, он пробормотал нечто уклончивое и сразу же увидел, как сузились от гнева ее коричневые глазки, как сжались губы. А когда он позволил себе иронически отозваться о командирше, она прервала его резко, и в голосе ее послышалась враждебность. Он смотрел на нее и думал: она ли? Давно ли его любое слово было для нее последней истиной, окончательным приговором?

Многое переменилось с тех дней, прежде всего они оба, изживание ученичества само по себе болезненно и тяжко, но неужели оно неизбежно связано с враждой? Должно быть, освобождение от былых идолов требует беспощадности, как всякое освобождение. Впрочем, он не мог не признать, что дал ей основания обвинить его в предвзятости. Он непоследователен – так часто упрекал ее в склонности к антиномическому мышлению, а вот и сам отказался от всяческих полутонов.

За те дни, что они не виделись, решение его окрепло. Он позвонил ей на работу, они встретились, и он спросил ее, поедет ли она с ним.

– Ну куда я поеду? – она нетерпеливо дернула плечом. – У меня дом, интересная работа.

Ее высокий голос звучал резко, ей все трудней становилось скрывать раздражение, вновь стало отчетливым ее “г” фрикативное, которое в последнее время почти исчезло.

– Я хочу, чтоб ты стала моей женой, – сказал он.

Она посмотрела на него с грустным превосходством. И ему вновь пришло в голову, что это и есть то неизбежное превосходство, которое в конце концов ощущает ученик, глядя на учителя. Он уходит, а учитель остается в надежде, что его птенец обернется на прощание.

– Где ж ты раньше был? – спросила она.

Помолчав, она перешла на деловой тон.

– Поезжай, раз уж решил, – сказала она. – Дадим друг другу испытательный срок. Пройдет время, я разберусь – вылюбила я тебя или нет.

На этом они и порешили. В течение лета он закончил все свои дела, студенты помогли ему запаковать книги, и к началу учебного года он перебрался в город Ц.».

Здесь я прервал чтение и отложил рукопись.

За окном была уже глубокая ночь, а завтра утром мне должна была звонить Оля.

13

Она позвонила мне около девяти. Я едва услышал дребезжание телефона, его заглушал мерный шум воды, низвергавшейся из душа. Мокрый, утираясь на ходу, я схватил трубку.

– Ты проснулся? – донесся ее голос.