– Помню, ко мне пришла одна женщина, просит выгравировать на часах: «Спасибо за сладостные секунды».
С высоты турника Костик спросил:
– Артисту?
– Нет.
Хоботов предположил:
– Писателю.
Савва, довольно улыбаясь, сказал:
– Мужу. Сладостные секунды. Да-а…
– Конечно, тебе, как молодожену, такие истории утешительны, – рассудительно протянул Костик.
– Я еще на спортивных кубках гравировал имена чемпионов, – с достоинством сообщил Савва.
– Гравировать имена победителей – работа, требующая самоотречения, – меланхолично заметил Хоботов.
– Это упадочничество, – напомнил Костик.
– Это жизнь, – горько вздохнул Хоботов. – Один завоевывает медаль, другой же пишет на ней его имя.
– Не знаю, как самоотречения, а тонкости эта работа не требует. Она выполняется спицштихелем.
– Вот вам здоровый взгляд на предмет, – одобрительно улыбнулся Костик.
– Вот мой дружок на Монетном дворе делал правительственные награды, – сказал ободренный поддержкой Савва. – Вы только представьте, все их носят, а штамп этот сделал один гравер.
– Столько лет выпускать ордена, – с усмешкой проговорил Хоботов, – от этого можно стать философом.
– Он мастер. Высшей квалификации, – вступился за товарища Савва.
Костик опять его поддержал:
– Правильно. Мастера не мудрствуют.
Хоботов воскликнул запальчиво:
– А могильщики в «Гамлете»?
– Ремесленники, – решительно отрубил Костик.
Хоботов ничего не ответил. Савва Игнатьевич усердно паял. Потом сообщил своим собеседникам:
– Сегодня мы с Маргаритой Павловной идем к строителям. Говорят, будем въезжать через две недели.
Костик соскочил с турника и сказал патетически:
– Бывают периоды, твой знакомый становится опознавательным знаком эпохи.
Хоботов несколько удивился такой неожиданной сентенции.
– Что вы имеете в виду?
Костик пояснил свою мысль:
– Савва выражает собой процесс исторического значения.
– Какой же? – заинтересовался Савва.
– А глобальный исход москвичей из общих ульев в личные гнезда, – сказал Костик.
На третьем этаже распахнулось окно и появилась Маргарита.
– Вот что, друзья мои, – не пора ли прикрыть этот клуб? – спросила она.
– Сей момент, Маргарита Павловна. Все припаял, – отозвался Савва.
– А ты бы, Хоботов, поработал, – сказала Маргарита. – Я видела Варю – ты их держишь.
– Мне нездоровится, – буркнул Хоботов.
Маргарита Павловна всплеснула руками.
– Аппендикс. Вот оно! Докатался!..
– При чем тут катание? – крикнул Хоботов.
– О, конечно! – голос Маргариты был полон иронии. – Мы ведь должны были доказать, что мы еще молоды и сильны…
– Я бы просил тебя…
– Чемпион…
И Маргарита захлопнула окно.
Поднимаясь по лестнице, Хоботов нервно спрашивал:
– Савва, ты можешь с ней побеседовать?
– Лева…
– Ты муж или ты не муж? – кипятился Хоботов.
Костик неодобрительно покачивал головой. Отворяя ключом дверь, Савва сказал степенно:
– А вот послушался б ты ее… Как я тебя на катке уговаривал…
Хоботов окончательно взвился:
– Я спрашиваю в последний раз?!
Остановившись у сундука, Савва проговорил примирительно:
– Да потерпи ты… Ведь две недели.
Из комнаты Велюрова вышли хозяин и Соев.
– Я же сказал, что работаю с автором, – Велюров был гневен.
– Прощенья просим, – на ходу снимая фартук, Савва удалился.
– Здравствуйте, Соев, – сказал Костик.
– А-а, Костик, здравствуйте, – кивнул стихотворец.
– Что-нибудь новенькое принесли?
– Моей Ольге Яновне понравилось, – с достоинством ответил Соев.
Костик, однако, был озабочен.
– Соев, дорогу осилит идущий. Вам нужен творческий непокой.
– Мои слова! – воскликнул Велюров.
– Это относится и к вам, – сказал ему Костик. – Вы тоже должны периодически изменять свой облик, Артист обязан переодеваться.
Велюров устало отмахнулся.
– У вас навязчивая идея.
В то утро Костик был полон идей. Он вновь обратился к мрачному Соеву.
– А вот такое самовыражение. Напишите комедию в стихах. Как Грибоедов.
– Он плохо кончил, – величественно напомнил Соев. – Аркадий, завтра я позвоню.
Он ушел, а Велюров вскинулся на Костика.
– Вы что – хотите лишить меня автора?
– Семейство Соевых вас погубит, – сказал Костик.
И адресовался к Хоботову:
– Лев Евгеньич, я вашу бургундскую полечку перепер на родной язык. – Тут он запел, подражая девушке: – Мой отец запрещал, чтоб я польку танцевала. – И как бы ответил юношеским баском: – Вот и мой запрещал, чтоб я польку танцевал.
Хоботов спросил с тоской:
– Объясните, чего она хочет?
– Кто?
– Маргарита Павловна.
– Вас, – решительно сказал Костик. – Вы ей нужны. Вы должны быть рядом. Поймите, именно так выражается ее потребность в мировой гармонии.
Раздался звонок. Костик отворил дверь. Вошла Людочка.
Хоботов бросился целовать ей руки.
– Людочка! Все-таки вы пришли!
– Ой, бедненький, так вы заболели, – озабоченно проворковала Людочка.
– Да нет. Просто кисну и сижу дома.
– Здравствуйте, Костик.
– Слышали последнюю новость? – спросил Костик. – Эмиль Золя угорел.
– Я не знала, – Людочка всплеснула руками.
– Смотрите, выключайте конфорки, – дружески посоветовал Костик.
Велюров неодобрительно глядя на Хоботова. спросил:
– Может, вы все же меня представите?
– Простите. Это Велюров. Сосед. – Хоботов открыл дверь в свою комнату.