Покровские ворота

– Мастер художественного слова, – добавил Велюров.

– А где Светлана? – осведомилась у Костика Людочка.

– Какая Светлана? – взметнулся Велюров.

– Одна доцент, – поспешно сказал Костик. И кивнул Людочке: – Я вам после скажу.

Хоботов увел дорогую гостью в свою келью.

– Вечно вас окружают тайны, – проворчал Велюров.

– Меня? Да я открытая книга, – сказал Костик. – Я весь на виду.

– Вы себе на уме, – настаивал на своем Велюров.

Прозвенел звонок телефона. Костик снял трубку.

– Да. Это я. Но я уезжаю. В Центральную Черноземную область. Надолго. Я вас благодарю. Как за что? Разве не ясно? За тайные мучения страстей. За горечь слез.

– Какое кощунство! – воскликнул Велюров.

Повесив трубку, Костик сказал:

– Уж вы бы молчали… После того, что вы натворили в торжественный день бракосочетания, стало ясно, что ваша сложность идет вам, как грузчику пенсне.

Велюров воскликнул:

– Сколько можно!.. Я уже принес извинения.

Но Костик был неумолим:

– Все тогда выглядели людьми, и только вы себя проявили, как безусловный враг человечества. Мой друг Савранский на мотороллере едва не врезался в самосвал, когда узнал об этой истории.

– Не вам меня судить, – гордо сказал Велюров.

Надевая плащ, Костик посоветовал:

– На досуге обдумайте свое поведение.

И полетел по лестнице, перепрыгивая ступеньки.

На Москву стремительно надвигались сумерки. Они пахли весной. Столица радостно и нетерпеливо освобождалась от следов надоевшей зимы. Костик стоял на передней площадке трамвая, мимо проносились предвечерние улицы, и вешний воздух, словно ладонью, касался тщательно выбритых щек.

Наступал томительный час свиданий. Снова заняли все ступени Центрального телеграфа пламенные восточные юноши. Вновь прохаживались у памятника Пушкина озабоченные девушки и заждавшиеся молодые люди. Вновь на десятках и сотнях углов, на шумных перекрестках и тихих улочках, у аптек и кинотеатров, под неумолимыми циферблатами стояли в праздничном ожидании влюбленные. И одним из них был Костик с букетиком.

Дробно застучали каблучки, появилась красавица Алевтина. Лицо ее на миг осветилось, но почти сразу же снова приняло привычно высокомерное выражение.

Костик поцеловал ей руку, она небрежно взяла букетик.

– Сейчас мы отправимся на Ордынку, – сказала девушка. – Постарайтесь произвести благоприятное впечатление.

Костик сказал со всей возможной серьезностью:

– Сделаю все, что в моих силах.

Она взяла его под руку, и они зашагали.

Между тем в Хохловском переулке назревали важные события. В коридор вышли Маргарита и Савва. Савва подал жене легкое пальтецо, надел кепку. Маргарита оглядела его, кепку поправила, придав ей немного более ухарское диагональное направление, и постучала к Хоботову.

– Лев Евгеньич!

Вышел до крайности недовольный Хоботов. Он притворил за собой дверь.

– Как ты себя чувствуешь?

Хоботов был краток:

– Хорошо.

– Я бы хотела, чтобы и ты поехал взглянуть на нашу квартиру.

– Я сегодня не выхожу.

– Жаль. Тебя это тоже касается.

Хоботов насторожился.

– Не понимаю. В какой связи?

– Я думаю, ты переедешь с нами.

– Позволь, – сказал потрясенный Хоботов, – это абсурд. Какой-то нонсенс.

– Я посоветовалась с Саввой, – сказала Маргарита. – Жить тебе, видимо, лучше у нас.

– Савва! – нервно воскликнул Хоботов. – Савва! Как это все понять?

Савва уныло пробормотал:

– Будешь у нас на глазах. Так спокойнее.

Отчаяние придало Хоботову силы. Он крикнул:

– Людочка!

Людочка выпорхнула.

– Маргарита! Савва! – возгласил Хоботов. – Вот моя будущая жена.

Маргарита презрительно усмехнулась.

– Хоботов, это все несерьезно.

– Нет, извините… – губы Хоботова задрожали.

– Я лучше уйду, – прошелестела Людочка.

– В таком случае мы уйдем вместе, – воскликнул Хоботов. – Где моя шляпа?

– Ты ведешь себя, – сказала Маргарита, – как законченный эгоист. На что ты хочешь обречь эту девушку?

Она обратилась к трепещущей Людочке:

– Скажите, милочка, вы хотите, чтобы вся ваша жизнь пошла кувырком? Чтобы она превратилась в хаос, в котором все будет пропадать? Деньги, ключи, чулки, квитанции? Где каждый миг решительно все будет взрываться, вспыхивать, портиться? Где вам предстоит ледниковый период?

– Все правда, – убито сказал Хоботов. – Все правда. Я должен жить один.

– Я объективна, вполне объективна. Как человек ярко окрашенный, он по-своему привлекателен. Но я ведь вам еще не сказала о его нездоровом влечении к женщине. Как он возгорается от каждой юбки. Вся моя жизнь была отравлена – увы, не беспочвенными – подозрениями. Надеюсь, он вам читал стихи?

– Не нужно, – пробормотал Хоботов. – Я ведь уже сказал…

– Это сокровище вам не сдалось, – твердо сказала Маргарита. – Это мой крест, и мне нести его. Вы еще встретите человека и поскладнее и посвежей…

Савва, вздохнув, покачал головой:

– Все ж таки, Маргарита Павловна.

– Савва, молчи, – с трудом вымолвил Хоботов. – Она права. Все так и есть.

Савва только махнул рукой и укрылся в своей комнате.

– Простите, Людочка, и прощайте, – обреченно проговорил Хоботов.

– Вы… отказываетесь от меня? – прошептала ошеломленная Людочка.

– Я должен, – горько сказал Хоботов. – Я не вправе, я не смею вас связывать.