— После выполнения задания возвращаетесь на мельницу и сигналите тремя ракетами. Ясно?
— Так точно, герр обер-лейтенант, — повторил Политов.
— Вы, — продолжал офицер, обращаясь к Дрееру, — будете прыгать через три минуты после него. Высота та же. Местность та же. Приземлившись, найдете старый фольварк. От фольварка пойдете строго на северо-запад полтора километра. Выйдете к озеру. Найдете катер. Расстреляете из автомата «охрану» и подорвете катер гранатами. Если опоздаете выйти к берегу, катер отплывет в безопасное место. Вопросы есть?
— Никак нет, герр обер-лейтенант, — ответил Дреер.
— После выполнения задания вернетесь на фольварк и просигналите ракетами.
— Слушаюсь, герр обер-лейтенант, — отчеканил Дреер.
Их посадили в небольшой транспортный самолет и подняли в небо. Летели молча. Разговаривать было не о чем. Да и желания не было. Каждый понимал, что после этого испытания его уже вряд ли допустят к следующему. А выполнить то, что приказал этот громила, чем-то очень похожий на Скорцени, практически было почти невозможно. Но очень небольшой шанс на успех все-таки оставался.
Через полчаса полета в транспортный отсек вышел кто-то из экипажа и открыл люк-дверцу. Отсек наполнился сырым, холодным ночным воздухом. Выпускающий взглянул на часы и подтолкнул Политова. Тот встал и подошел к люку. Но выпускающий еще какое-то время держал его в самолете. Потом снова, уже требовательнее, хлопнул по плечу. Политов прыгнул. Он знал, что с этого момента каждая секунда будет идти в зачет. И решил выиграть их на каждом этапе испытания. Даже на затяжном прыжке. Ветер свистел у него в ушах, слезились глаза, огромная черная земля со светлыми пятнами болотной воды надвигалась на него со стремительной быстротой, но Политов, стиснув зубы, упрямо считал секунды свободного полета. Парашют он раскрыл над самыми кустами. Это он понял потому, как скоро вслед за рывком наполнившегося воздухом купола влетел в болотину. Ощущение было совсем не из приятных. Политов провалился в трясину почти по пояс. Ветер потащил его по кочкам. Но он был рад тому, что остался жив и не повредил ни рук, ни ног.
Освободившись от парашюта, Политов выбрался на сухое и огляделся по сторонам. Было темно. Но не так, как казалось сверху. Он различил черные силуэты отдельных деревьев и поблескивающую между кустами воду, отражающую меркнущий свет затухающей вечерней зари. Его охватило беспокойство: цело ли оружие и снаряжение. Ощупал себя. Гранаты, компас, ракетница, автомат, рожок с патронами — все было на месте. И сразу же двинулся вперед, на восток, как приказывал обер-лейтенант. Он не шел. Он почти бежал, проваливаясь в ямы, залетая в трясину, спотыкаясь о кочки, беспрестанно натыкаясь на кусты и валежник. Несколько раз сверял свой путь с компасом и бежал дальше. В ручей он шагнул, как на спасительную тропу, и не выходил из воды до самой мельницы. Он знал, что сильно шумит. Но знал и то, что за ними никто не следит. Стало быть, опасаться было нечего. А бежать по воде было легче и проще.
От мельницы к мосту все полтора километра лежали по той же болотине. Но Политов и их преодолел одним броском. Однако, как ни старался держать курс по компасу, к мосту не вышел. А уткнулся неожиданно в узкоколейку с натянутым над ней тросом. И сразу сообразил, почему немцы не дали им карт. Выбросили их на какой-то полигон. Об этом он догадался, еще влетая то тут, то там в многочисленные воронки, залитые водой. Но был этот полигон, судя по всему, невелик. И погляди он на карту, ни за что не стал бы заворачивать туда да сюда. А пошел бы к мосту сразу напрямик. Но этого-то и не хотели проверяющие. Им надо было узнать, как они оба ориентируются на местности…