Покушение в Варшаве

Через пару дней Жорж и Александер отправились в Большой театр слушать оперу. Зал был полон. Не столько из-за постановки, сколько из-за необычных гостей. Персы уже догадывались, что их возят показывать московской публике, как диких животных, хотя делают вид, будто демонстрируют гостям красоты и развлечения Первопрестольной. Охота была!

«Кизилбаши»[65], как именовали себя сами приезжие, от звона колоколов кидались наземь и затыкали уши пальцами – так велик был их страх заразиться верой гяуров. Будто она разлеталась по воздуху и пленяла слух! На сей раз слух гостей пленяли скрипки и флейты из оркестровой ямы, а взор – прелестницы в газовых платьях, порхавшие по сцене.

– Это совершенно так, как бывает в больших гаремах, – повторял Мирза-Салех, чтобы не ударить в грязь лицом.

Остальные крякали и переглядывались. Бывает? Правда?

Александер с Жоржем очутились в первых рядах. Англичанин сначала не понял, почему из всех опер мира для встречи персов была избрана «Волшебная флейта» Моцарта. С ее сценами огнепоклонничества. Ведь иранцы терпеть не могут намеков на свое зороастрийское прошлое[66]. На древнее язычество предков.

Но, вспомнив вчерашние события, понял. А потом ужаснулся. Персы сумели задеть даже терпеливого генерал-губернатора, которому именем государя было приказано принимать посольство на широкую ногу и закрывать глаза на все несообразности. Голицын – и сам человек мягкий, привыкший в Москве примиряться к выходкам родовитой аристократии, – со всеми ладил. Но на персах споткнулся.

Вчера он устроил большой торжественный прием для миссии, богаче которого поди поищи. Выложил личные средства. Полтысячи гостей, сенаторы в расшитых алых мундирах, камергеры с золотыми ключами на заднем кармане, генералы, полковники… Из уважения к предрассудкам магометан всего три дамы. Супруга князя, графиня Потемкина и графиня Пушкина, задававшие тон всей Москве. Учтивые, любезные, не способные ничем шокировать, кроме факта собственного существования. Оставив привычку ничему не удивляться, персы во все глаза смотрели на них, убежденные в том, что перед ними одалиски из гарема генерал-губернатора. Возможно, жены – матери его сыновей – потому что в почтенном возрасте.

Голицын встречал принца и вел его к месту за столом – между собой и княгиней, которая немедленно приняла в юноше материнское участие и принялась заботливо подзывать официанта, чтобы тот положил на тарелку гостю куски посочнее.

Подковообразные столы были украшены гирляндами цветов, которые крепились к фарфоровым горкам с фруктами и сладостями. К несчастью, слуги были в зеленом с золотом платье, что казалось гостям оскорбительным. И когда те начали разносить перемены блюд, недовольство стало особенно заметным. Мало того что их заставили сесть на стулья! Это еще терпимо. Но их обрекли смотреть, как люди в цветах Пророка прислуживают христианам. Точно хозяева показывают истинное место, которое победители отвели побежденным! Очень грубо.

Проведя полжизни на Востоке, Александер легко восстанавливал их логику. Но русские были совершенно беспомощны: они предлагали персам яства от щедрот своих, знаками уверяли, что ни в трех переменах супов, ни в холодцах нет и не может быть свинины. Делалось это из лучших побуждений: изображался нос-пятачок и тут же отрицательный жест. Джеймс видел, как один генерал пояснил соседу-персу, что холодец из говядины: он приставил к голове рожки из пальцев и замычал. Воистину, если Бог закинет русских на луну, они и там смогут объясниться!

Но бедные иранцы, народ очень вежливый, считавший невозможным даже прерывать собеседника, пока тот не скажет все, что ему взбрело в голову, с глазу на глаз сошлись с добродушными грубиянами, простота которых хуже воровства. Персы терпели, но не из вежливости, а потому, что находились в положении слабых. Это ясно читалось на их лицах. Затаенную угрозу хорошо улавливал даже Жорж, не то что его бывалый спутник.

– По-моему, они вовсе не заслуживают…

– А по-моему, надо учиться их понимать.

Тут спутник снова очень удивил Александера.

– Если мы начнем их понимать и предупреждать каждое желание, они сочтут себя господами. Вы же сами меня учили: чрезмерная сговорчивость воспринимается как слабость.

Полковник должен был с неохотой согласиться, глядя, как представители посольства знаками отвергают вино, которое следовало пить за здоровье императора и принца. «Им что, не объяснили? – ужаснулся Джеймс. – Но так не может быть. Это посольство, а ради мира и пятачок съешь. Особенно после того, что случилось!» Неужели Жорж прав: им следовало босиком пройти по Москве, посыпая голову пеплом? А они считают, что все им обязаны. Это может привести…