Покушение в Варшаве

Мальцова вывезли из Персии под особой охраной целого вооруженного племени афшаров. Впереди скакали 40 всадников в красных, как у английских драгун, куртках и широких белых шальварах, заправленных в короткие сапожки. Ими командовал Мирза-Али-хан, получивший приказание от первого визиря и глаз не спускавший с пленника.

Пленника? После погрома, уже в шахском дворце, с ним хоть и обращались, как с очень дорогим гостем, но держали под охраной. Потом единственного свидетеля препроводили в Эривань, где его допрашивал сам Паскевич, – командующий выглядел недружелюбным, смурным и явно не верил спасенному. Ему было неловко перед дражайшей графиней, кузена которой изрубили и разорвали на части. Было гадко, что не защитил родного человека. Стыдно перед царем. Жаль стольких потерянных людей. Из Мальцова он сумел вытянуть только то, что персидский двор все знал.

Дальше свидетеля требовалось доставить в Россию. Это не могло принести облегчения. Первого секретаря подозревали в трусости, в продажности, едва ли не в соучастии. Впереди ждал разговор с самим царем, чего упаси Боже! Ведь царь – человек крутой, может, и слушать не станет!

С господина Мальцова сняли столько показаний, он исписал столько страниц, что чувствовал себя как бы под следствием, хотя формально он вроде бы оставался свободен и даже вернулся на родину. Чего уже не чаял.

Однако родина встречала угрюмо. Насупив брови и недоверчиво поглядывая на очевидца.

Иван Сергеевич остановился в Москве в собственном доме. Его родители были весьма состоятельны – 75 тысяч десятин земли, четыре с половиной тысячи крепостных, семь стекольных заводов. И, хотя сам он еще не получил наследства, при взгляде на богатство домашней обстановки, начинало сосать под ложечкой: для чего его понесло на дипломатическую службу? Жил бы себе, в ус не дул. Все чины, назначения, изматывающая беготня по министерствам. Черт дернул согласиться на предложение Грибоедова и отправиться в Персию…

Дом Мальцова на Сивцевом Вражке не напоминал палаты родовитых бояр. Старые дома сворачивались внутрь, как улитка, выставляя улице не фасады, а спины. В новые, более легкомысленные времена дворцы точно развернулись наружу и широко развели руки – крылья флигелей. Иван Сергеевич принял гостя в диванной. Он расхаживал в мягком полосатом халате с широким шелковым поясом поверх белой чистой рубашки и в туфлях с загнутыми носами. Бывший первый секретарь посольства даже сам не сознавал, как похож в этом одеянии на перса. Только цветом не удался – бело-рыжий, с гладко выбритым подбородком. Разве таковы черные, как уголь, кизилбаши? Сходство, правда, усиливали слишком широкие для европейца губы. «У нас таких называют губошлепами» – подумал Жорж. – Варежка – не рожа».

Хозяин дома имел наклонность держать рот полуоткрытым, отчего создавалось неверное впечатление простоты и недалекости. Однако Жорж сразу же заметил колкие глаза-репейники и поверил им, а не остальному лицу.

– Чем могу служить? – настороженно начал Иван Сергеевич.

Гость выложил на стол письма от главы III отделения. Одно собственноручное, в котором Александр Христофорович поздравлял господина Мальцова, «счастливо избавившегося многочисленных опасностей», с прибытием на родину. Эривань, Грузия, Кавказ таковыми пока не считались.

Второе за подписью и печатью. В нем Бенкендорф в самой вежливой форме просил оказать своему доверенному лицу, то есть Жоржу, всяческое содействие и «с полной искренностью» ответить на поставленные вопросы, «как если бы их задавал я сам».

Последнее очень напоминало приказ. Чтобы удостовериться в этом, Мальцов исподлобья бросил на посетителя быстрый взгляд. Так и есть. «Больно молодой, – с неудовольствием подумал Иван Сергеевич, – чтобы меня допрашивать». Но серьезной угрозы не почувствовал. «Мальчик, что взять!»

– Я прошу вас рассказать, кто именно спас вас от рук разъяренной толпы, – начал Жорж.

Мальцов покорно вздохнул, всем видом показывая, что делал это уже тысячу раз.

– И все же я вынужден настаивать. – Молодой улан уже приобрел этот навык служащего III отделения: вежливость пополам с неизменностью требований.

Мальцов махнул рукой, как бы говоря: ладно. И почти рухнул в кресло. Жорж давно потерял способность робеть и ждать, когда предложат сесть. Сам пододвинул себе стул и опустил зад. Видел бы его отец! Он при исполнении и ничем не позволит себя уязвить.

Хозяин неодобрительно глянул на гостя, но смирился. Трижды хлопнул в ладони и приказал явившемуся лакею подать трубки.

– Сначала я думал, что все идет скучно, – начал он, когда явились длинные чубуки в бисерных чехлах. – Жизнь точно замедлилась в Тифлисе. Парила на тяжелых крыльях. Дни были похожи один на другой. Жить на Востоке, как плыть в меду. Затягивает. Рукой не двинуть. Бездействие сковывало миссию, пока господин Грибоедов гулял свадьбу и срывал с уст Нино первые поцелуи любви.