Покушение в Варшаве

«А он ему совсем не сочувствует, – отметил про себя Жорж. – Хотя в Тегеране сделал все, чтобы растерзанное тело “вазир-мухтара” собрали и отправили сначала в Тебриз, а потом домой. То есть не одобрял, но сам действовал, как предписывал долг. Любопытно». Юноша почувствовал к собеседнику невольное уважение.

– Мы двинулись в путь через пять дней после свадьбы посла. Княжна Чавчавадзе ехала с нами. Ее оставили в Тебризе. Там безопаснее. Под присмотром английского министра сэра Макдональда. Он отнесся к ней, как к дочери. Это правда. Всячески оберегал.

– А все иностранцы живут в Тебризе? – уточнил Жорж.

– Да, – кивнул Мальцов. – В Тебризе резиденция Аббас-Мирзы, наследного принца. Ему и велено отцом общаться с неверными. Дальше, в глубь страны, тем более в Тегеран, никто не проникает.

– Но вас пустили?

Мальцов воздел руки к потолку.

– Лучше бы не пускали! Ей-богу. Надо было вручить все документы по договору Аббас-Мирзе. Пусть бы возил их папаше. Но нет, нам же нужно было очутиться в самом сердце Персии. Первыми, кто прибыл туда целой миссией!

– Вам обещали безопасность? Слово было дано самим шахиншахом?

– Кто же им верит?! – возопил Иван Сергеевич. – Что верить нельзя, знали все. Ермолов когда-то знал. Грибоедов сам мне рассказывал: ни одному слову не верил. Паскевич тоже не верил и опасался удара. Но они выглядели такими запуганными, такими покорными, льстивыми! Ах, как нас принимали во дворце. – На лице Мальцова появилась тоска. – Шах говорил послу: «Вы мой визирь, что вы прикажете, то и будет, я велел моим пашам во всем слушаться ваших распоряжений». И дальше в том же духе. Обещания, обещания, обещания, на которые персы так щедры, в отличие от всего остального.

– Кто более всего негодовал? – Жоржу было просто интересно.

– Да все, кому посольство не сделало подарков, – пожал плечами Мальцов. – Вы же заметили: персы жадны и воспринимают подачки как само собой разумеющееся. Но не могли же мы раздать деньги целому городу!

– И все же: кто-то меньше, кто-то больше, – настаивал юноша. – Я слышал, Аббас-Мирза заставил даже собственных жен отдать драгоценности, чтобы заплатить контрибуцию.

– Что толку? – невесело рассмеялся Мальцов. – Деньги из дырявых кошельков. Беднота расплатилась за все. Контрибуция была выплачена, мы довольны. Но самому-то шаху теперь требовалось пополнить казну. А это опять поборы. И опять ругань в адрес гяуров. Смекаете?

Жорж смекал.

– Но разоренные люди много ли могут дать? Так где же шахиншах берет?

Мальцов аж зарделся от удовольствия: впервые он говорил с таким понятливым собеседником.

– У англичан, конечно. Но это шаху вовсе не нравится. Магометане с подозрением относятся ко всем неверным. Британцы не лучше других, просто ближе.

Жорж догадался, что собеседник намекает: используй мы свои деньги, и чужую миссию подняли бы на ножи.

– А у господина посла были друзья среди персидских вельмож? – быстро спросил юноша.

– Вовсе нет. – Иван Сергеевич покачал головой. – Он не хотел их заводить. Считал ведомыми и предпочитал напрямую говорить с англичанами. Что, кстати, тоже оскорбительно. С Макдональдом он очень сошелся. А на персов смотрел, как на лживых собак. Ермоловская школа.

Гость почувствовал в голосе Мальцова неодобрение.

– А вы?

Тот горько усмехнулся.

– Теперь – тоже. Кровавые псы. А раньше, до всего, мне было интересно. Я много через мехмендара, это переводчик, разговаривал с пашами. И с теми, кто попроще. Мне казалось: все вокруг, как цветной ковер. Малость грязный, но яркий. Ей-богу, я и язык начал учить. Богатый такой язык. Красивый, если правильно слушать. Рядом со мной жил как раз мехмендарь Назар-Али-хан, этот приехал с ними из Тебриза и особенно много со мной занимался. И еще один, Мирза-Абдул-Гуссейн-хан, этого уже прислал шах, и он вел себя куда более настороженно. Но Назар, тот прямо цвел, когда видел, что я хочу изучать фарси. Много цитировал поэтов, они стихи вообще любят, радовался, когда я запоминал. А когда я почувствовал разницу между Саади и Мевляна[69], так чуть пир не закатил. Приказал подать гранатового шербета и сушеной айвы. Так радовался!

Жорж почувствовал, что Мальцову, против воли, приятно возвращаться в те дни. А еще вспомнил слова Александера: «Персы преданы тем европейцам, которые захотели узнать их язык и обычаи».

– Но ведь посол Грибоедов хорошо знал фарси, – вслух сказал он.

Мальцов пожал плечами.

– Он и арабский знал. Можно учить язык, чтобы приказывать. А можно, чтобы читать и беседовать. Назар сознавал, что мне нравится учиться. Он спас меня. Люди любят не того, кто сделал им благодеяние, потому что это напоминает об их собственной слабости и зависимости. А того, кому они сами сделали много добра, потому что, глядя в глаза должнику, они видят себя щедрыми и добрыми. Вот и Назар видел во мне не столько человека, попавшего в смертельную беду, сколько плод своих трудов. Если меня разорвут, он зря старался.