Пол и секуляризм

Будь то в браке или в сердечных отношениях между родителями и детьми, семья вносила порядок в демократическую республику, снабжала ее необходимыми добродетелями, метафорически работала по умиротворению бурных конфликтов служила тренировочной площадкой для регулирования желания и страстей посредством разума и доброжелательности… Частная, добродетельная, сентиментальная, любящая, эгалитарная, нуклеарная семья была последней надеждой демократической республики, оплотом против слишком легкого скатывания от свободы к распущенности, от демократии к анархии. Более того, в Америке до начала Войны между Севером и Югом она была дисциплинарным институтом[182].

В семье частное желание дисциплинировалось, наделялось рационально полезной целью. Страх смерти превратился в научную озабоченность женщинами как продолжательницами жизни и мужчинами как их юридическими и экономическими опекунами. В главе 1 я утверждала, что в дискурсе секуляризма женщины и религия отождествлялись друг с другом: и те и другая описывались как принадлежащие к сфере частного, как одновременно и утешение, и потенциальная опасность для рационализирующих сил рынка и полиса. Хотя их союз считался неизбежным (особенность врожденной чувственности женщин — их большая близость к жизни и смерти), он в то же самое время вызывал беспокойство, поскольку, если его не ограничивать, он может подорвать рациональную цель, организующую государственную власть. Опасность, которую представляли и религия, и женщины, требовала вмешательства, регулирования в интересах обеспечения будущего национального государства. Здесь ярко раскрывается неустойчивость разделения на публичное и частное: сферы не были автономными, они были иерархически взаимозависимыми. Когда речь шла о религии, условия регулирования в разных государствах были разными. И наоборот, условия регулирования, касавшиеся женщин и семьи, были примечательно схожими, сфокусированными на супружеской паре и, внутри нее, на первичной роли репродукции, а значит, матерей.

Институт брака изображался как плод цивилизации, осуществление законов природы. В XIX веке его изучали самые разные комментаторы: Энгельс, Бахофен, Дарвин, Вестермарк, Дюркгейм, Джон Фергюсон Мак-Леннан и Льюис Генри Морган[183]. Морган предложил универсальную эволюционную модель:

В том виде, в котором она теперь сложилась, семья основана на браке между одним мужчиной и одной женщиной. Твердо установленное родительство пришло на смену сомнительному; и семья стала организованной и индивидуализированной благодаря правам собственности и привилегиям… На такой семье, как она сейчас сложилась, основывается и организуется цивилизованное общество. Это великое учреждение стало кульминацией и кристаллизацией всего предшествующего опыта и прогресса человечества[184].

В том же ключе американский юрист Джозеф Стори отмечал, что «брак рассматривается всеми цивилизованными нациями как особый и благоприятный договор. По своему происхождению это договор естественного права». Он был, продолжает Стори, «родителем, а не дитем общества»[185]. В Германии Иоганн Готтлиб Фихте высказал мнение, что «отношения брака — истинный образ жизни взрослых людей обоих полов, которого требует даже природа»[186]. Фихте приравнивает цивилизацию к зрелости; процесс взросления у обществ, как и у индивида, был «естественным» процессом. Наполеоновский министр по делам религии Жан-Этьен-Мари Порталис считал, что брак — это «не гражданский и не религиозный акт, а естественный акт, привлекший к себе внимание законодателей и освященный религией»[187]. Французский социолог Фредерик Ле Пле утверждал, что «частная жизнь накладывает свой отпечаток на публичную своим характером. Семья — фундамент государства»[188].