Поле Куликово (СИ)

-Оружейная здесь, воевода!

-Гончарная ждёт приказаний!

-Бачка-калга, вели кожевникам - башка крутить ворам!

-Так слушай мой наказ, люд московский! Детинец пуст - то дело скверное и опасное: враг у ворот. После веча слободским старшинам Клещу и Рублёву со своими, а также суконной и гончарной сотне войти в Кремль. Воинским начальником крепости назначаю Олексу Дмитрича, он укажет, как расставить людей. Запомните: его власть - равна воеводской, он - волен в жизни и смерти всякого из вас. Слушаться его беспрекословно.

-Любо, воевода!

-Другим старшинам подойти ко мне после веча. Прибежавшим в Москву мужикам и парням сойтись пополудни здесь, на площади. Дневную стражу в городе на ночь сменят кожевники, а мало их будет, Олекса добавит людей. Так слушайте все, штоб после не сетовать на взыскания. У рогаток стражу держать бессонно, ходить караулами по всем улицам. Без мово приказа либо сотского Олексы ни единого человека ночью не впускать и не выпускать из города. Пьяных шатунов, буянов и прочих охальников бить палками и, повязав, держать до утра. Утром же судить принародно. За всякое насилие, грабёж, иную обиду, учинённую жителям, виновных карать смертью на месте.

-Слышим, бачка-калга, - сполним!

-Уж этот сполнит, не сумлевайсь. - В толпе засмеялись, но тут же раздался крик:

-Пустили волка в овчарню! Он жа - татарин. И кожевники ево, почитай, татарва!

-Молчи, гуляй, тебе ли хаять куликовского ратника?

-Я те покажу гуляя, огрызок собачий! - Послышались удары, толпа заволновалась.

Олекса привстал на стременах, впился взором в кучку мрачноватых людей неподалёку от помоста. Они кого-то затирали, осаживая кулаками. Он заприметил их ещё раньше, когда выкрикивали воеводой боярского сына Жирошку, несколько лет назад удалённого от княжеской службы за разбой. Говорили, будто от виселицы его спас родич, заплативший крупную продажу.

-Эй, там, прекратите драку! - крикнул Адам. - Кто смеет охальничать, когда говорит воевода?

-Воевода - без года! - ответил тот же голос. - Прежние-то гирями на шее висели, а этот - жёрновом норовит. Видали мы этаких гусей напрудских! Бабу свою стращай, а мы и без тебя город устережём, верно, мужики?

-Верно, Бирюк!

-Славно вмазал суконнику, Гришка!

-Из грязи да в князи! Казнить, вишь, собрался, огрызок собачий. Мы те руки-то повыдергаем!

-Ну, ча стоишь, разинясь? Слезай - Жирошку воеводой выберем!

-Жирошку!..

Толпа роптала. Олекса знал силу напористой наглости - кто в обжорном ряду не отступал перед торгашом-лотошником, всучившим тебе пирог с тухлятиной, да и тебя же за то поносящим? А может, Адам перегнул со строгостью в первом наказе? Но ясно другое: либо в эту минуту власть воеводы станет непререкаемой, либо Адам падёт и может воцариться власть воровских ватаг, которых немало набилось в посад с уходом князя.

-Расступись! - Олекса уколол жеребца шпорами, толпа раздалась - воинский конь безбоязненно шёл на людей. Среди крикунов произошло смятение, там перестали бить человека, он только стонал и охал. Буяны попытались затереться среди народа, но опоздали: толпа уплотнилась, иные напрасно совались в неё, отыскивая щель. Лишь когда Олекса с двумя дружинниками приблизился, толпа раздалась - как бы оттолкнула от себя кучку людей разного возраста, бородатых и обритых - из тех, что мелькают на торжищах, в корчмах и у папертей церквей.

-Кто учинил смуту? Ты? - Взгляд Олексы упёрся в косоплечего высокого парня с одутловатым лицом и бегающими глазами.

-Какая те разница, боярин? Не люб нам суконник, иного воеводу хотим.

-Да не он начал - тот скрылся! Того Бирюком кличут, этот - всего лишь Мизгирь.

-Ты слыхал волю народа, Мизгирь?

-Моя воля - лес да поле. Пропадайте вы тут пропадом!

-Взять его! - Олекса перевёл взгляд на испитого мужика с синяком во весь глаз. - Ну, вяжите!

Мужик хихикнул, обернулся на других, косоплечий осклабился:

-Руки у нево коротки, боярин, да и у тебя - тож.

Со свистом выплеснулся из ножен бледно-синий клинок, замер у стремени всадника. Несколько окружающих подступили к косоплечему, тот выдернул из-за пояса кистень.

-Я вам повяжу! Очумели, псы, кого слухаете? Бей ево!

Вспыхнул клинок в быстром уколе, снова замер у стремени, с опущенного острия скатилась в пыль алая брусничина. Мизгирь всхлипнул, подкосился в ногах, из его горла хлынуло ручьём, окрасив рубаху, и он свалился под ноги коня. Олекса развернулся среди онемелой толпы и направился обратно к помосту. Адам заговорил:

-Прежде - о Кариме-кожевнике и иных татарах в его сотне. Они - москвитяне и то доказали кровью на Куликовом поле. А ворвись Орда в Москву, их ждут муки горше наших.

-Верно, воевода!

-Не Каримка напугал нынче ватажников, набившихся в город, и иных гуляев. Напугал их мой приказ - смертью карать грабёжников. На народной беде тати ищут корысти, в смуте и безначалии хотят они насильничать и обирать. Многие дома - пусты, и не жаль мне добра тех, кто убежал, но грабёж - отвратен. Он растлевает, делает человека подобным зверю, пожирающему труп собрата. Допустим ли мы такое в нашем славном граде?

-Нет, воевода!..