Поле Куликово (СИ)

Кирдяпа, наконец, понял, что над ним издеваются, и ответил: у отца нет денег для выкупа чужого полона.

-Жалко. Придётся, видно, торговаться с Дмитрием Московским.

Отправив гонцов с приказаниями темникам, Тохтамыш оставил казначея описывать добычу, которую уже считали младшие юртджи, и, не дожидаясь Шихомата, направился из детинца за ворота, в свою ставку. Полуденное солнце с трудом пробивалось сквозь тучи копоти, пепел и хлопья сажи оседали на одежде и лицах свиты. Если каменные храмы и монастырские строения сами не загорятся, их можно специально выжечь, и разрушителем станет огонь. Но как ему срыть белокаменные стены крепости? Войско нельзя отвлекать - надо воспользоваться разгромом столицы, опустошить всё княжество, а удастся - и соседей Москвы. Да и по силам ли эти укрепления его степнякам? Не только строить, но и разрушать нужны мастера, на худой конец - ремесленники и мужики, а их нет: народ из окрестностей разбежался, защитники Кремля - перебиты. Пороха у него лишь два мешка, русы свой сожгли. Рассчитывать можно только на большие полоны, которые ещё надо взять.

Надо взять! Весть о разгроме Москвы теперь полетит по земле, повергая ближние народы в ужас и уничтожая их мужество. Уныло ехал за свитой хана Кирдяпа. Что, если Тохтамыш оставит его наместничать на московском пепелище и уведёт своё войско?

Семён уже ни на что не рассчитывал после издевательств хана. Ему хотелось только поскорее оказаться подальше от московского пожарища. Но станет ли бегство спасением? Княжичу начинало казаться: проклятия полонянок слышала вся Русь.

Каждый приходит к предательству своим путём, но ещё ни один предатель не добился желаемого, ибо новых хозяев мало занимают его интересы, им нужно одно: чтобы он продолжал вредить тем, кого предал.

Мрачно возвышалась над воротами полуразрушенная Фроловская башня. На стене - тишина, ни стона, ни вздоха: там дрались с врагом беспощадно. В городе разрастался, гудел пожар, раздуваемый потоками прихлынувшего ветра. Сухие постройки охватывались летучим пламенем, Кремль стал превращаться в бушующее огненное озеро, и скоро грабёжники с воплями побежали из стен вслед за нукерами хана. Многие из тех, кто дорвался до винных погребов, плутали в огне и сгорали живьём. К вечеру среди закопчённых стен лежало пепелище.

"Какими словами, - спросит летописец, - изобразить тогдашний вид Москвы? Сия столица кипела прежде богатством и славой. В один день погибла её красота: остались только дым, пепел, окровавленная земля, трупы и пустые, обгорелые церкви. Безмолвие смерти прерывалось стоном некоторых страдальцев, иссечённых саблями татар, но ещё не лишённых жизни и чувства".

После пожара грабить в Кремле стало нечего, и через день Тохтамыш назначил общий смотр. Он был до потрясения изумлён, когда обнаружил, что численность его всадников едва превышает двадцать пять тысяч. Отряды казанского эмира, посланные Батар-беком на Суздаль и Юрьев, ещё не пришли к Москве, но и без них у Тохтамыша было под сорок тысяч. Куда же они подевались? Дорого обошёлся хану погребальный костёр для сына! Поход со всем войском в глубину Руси, на Ярославль и Кострому, теперь отпадал. Оставалось одно: побыстрее опустошить Московское княжество и убираться восвояси. Тохтамыш объявил наянам: его тумен останется под Москвой, тумен Батар-бека двинется на Дмитров и Переславль, тумен Кутлабуги, усиленный остатками горского тумена и тысячами ханских родичей, пойдёт на Звенигород, Можайск и Волок-Ламский, до Ржевы. Это крыло в войске - сильнейшее, ибо доставшиеся ему земли - гуще всего населены. Хан приказал темникам не переступать пределы Твери и Нижнего Новгорода, при появлении крупных русских сил - отходить, стягиваясь к его ставке.

У середины реки стрелы перестали сечь воду, и это спасло Олексу с женой - щит со стальным клинком оказался страшно тяжёлым в воде, он мог утопить беглецов. Но, едва бросив его, Олекса кинулся на помощь кричащей женщине, за шею которой цеплялся малыш. К счастью, Анюта держалась на воде и она взяла на себя ребёнка, когда Олекса ухватил за волосы тонущую и, не давая ей вцепиться в свои руки, потащил к отмели. На берег её пришлось нести на руках, и Олекса увидел, что это девочка лет четырнадцати. Люди, едва добираясь до берега, убегали через луг в урему. Дружинники и ополченцы ждали начальника, девочку приняли из его рук, стали приводить в чувство. Анюта выжимала рубашонку мальчишки, он хныкал и тянулся к сестре. Каримка сидел на траве поодаль, тянул что-то жалостливое, качая малышку, что отнял на другом берегу у Анюты.

-Што - с ним? - спросил Олекса.

-Жена утонула с двумя.

-Он видал?

-Люди видали. Совсем малые были у нево. Она положила обоих на горбыль, ей соседка помогала. Водой отнесло их под Москворецкую башню, и оттоль - стрелами...

Олекса подошёл к татарину и тронул за плечо:

-Пора уходить, Каримка. Отдай мне девочку.