Эль убеждала себя, что каждая секунда обещает больше темноты, но солнце уже давно закатилось за горизонт и наступила ночь. Решайся на что-нибудь. Незнакомец спустился в русло и был невидим, лишь бело-голубой луч метался по гранитным стенам, рождая неровные тени, а человек, как ходячий маяк, жадными взмахами фонаря исследовал каждый дюйм высохшей реки. В приступе страха Эль задавала себе вопрос: не оставила ли она на плотной почве следов, по которым он сумеет выследить ее? Вероятно. Под обстрелом на подобные мелочи не обращаешь внимания, прыгая лицом вперед в колючие кусты, куда прыгать таким образом вовсе не хотелось. В общем, могла наследить.
Она отвлекала себя разными мыслями. Сумка стала обузой, и Эль выбросила ее – с косметикой, глазными каплями, шариковыми ручками, чековой книжкой и книгой в желтой обложке, в какой не нашла бы страницы, на которой остановилась. Оставила бумажник и свой паршивый мобильный телефон. Избавившись от сумки и сваленного на обочине Тенистого спуска принадлежащего им барахла, Эль почувствовала себя очищенной, как человек, кого лишили дома и надежды. Подумала, не поставить ли будильник (одна из дополнительных функций на ее допотопном мобильнике) и не зашвырнуть ли его куда-нибудь подальше в русле, чтобы превратить телефон в отвлекающую бомбу с часовым механизмом. Но решила, что телефон будет полезнее у нее в кармане. Не повсюду же простирается земля, где он не работает. Когда-нибудь она доберется до зоны покрытия сигналом, наберет «911» и призовет в маленькую долину Тэппа всю королевскую рать. Должны же здесь найтись взрослые копы, которым уже разрешен вход в бары.
Эль, хватит пудрить себе мозги. Беги!
Но мозги не слушались, и в голове продолжали мелькать вопросы. Откуда Тэпп так много узнал о Рое? Ему известны адреса, имена, возраст его дочери. Он знает все. Наверное, что-то знает и о них с Джеймсом. Похоже, следил за ними с тех пор, как они выехали из Калифорнии. Какие у него возможности? Резануло кинжальным страхом: а если он вздумает начать охоту на ее родных? У Джеймса родственников нет – только мать-затворница, отец умер, ни братьев, ни сестер. Зато у Эль Эверсман – много, выбирай не хочу потенциальную жертву. Известно ли снайперу о ее отце в Реддинге, двоюродных братьях-рекламщиках, Иовен в Талсе? Сестра считает, будто настолько разбирается в оружии, что способна защитить себя, но это лишь фантазии. Как уберечься от убийцы, который снесет тебе челюсть из соседней зоны телефонного кода?
Незнакомец приближался. Кактусы сочно хрумкали под его сапогами, и свет фонаря становился ярче.
Всего одна миля в зоне прямой видимости Тэппа. Ничего сложного.
Эль собралась и изобразила нечто вроде стойки бегуна при низком старте: колени согнуты, кеды выгнуты на ломком камне. Одна миля из долины Тэппа, а потом еще пять или шесть до шоссе. В темноте. Обезвоженная. С поврежденным легким, мучаясь от боли. Сейчас боль стихла, но Эль не сомневалась: сто́ит напрячься, невидимый кинжал вернется, и грудь наполнится битым стеклом. В мгновение помрачения возникло желание, чтобы незнакомец быстрее подошел и, выстрелив между глаз, избавил от необходимости выбора. Она не хотела умирать, но не самый ли легкий это выход? Явно легче, чем бежать семь миль с простреленным легким и гонящимися за спиной безумцами и на следующий день узнать, что они убили мужа? Намного, намного легче…
«Джеймс на меня смотрит», – сказала она себе.
И это все изменило. Эль повторяла эту фразу, пока она не зазвучала хором в ее голове. «Джеймс на меня смотрит… Джеймс на меня смотрит…»
Это заклинание когда-то удержало ее на финишной кривой стометровки с препятствиями после того, как она картинно кувыркнулась, ударившись о барьер, и разбила колени. Сзади отметины на белой фанере. Повсюду кровь, яркая, как запрещающий проезд знак. Очень много крови. Эль знала, что человеческое тело на семьдесят процентов состоит из воды. Хорошо. А что составляет оставшиеся тридцать? Кетчуп?
Она ненавидела бегать. Ненавидела прыгать. Ненавидела бегать и прыгать. Ненавидела беговую дорожку и стадион, как ненавидела республиканцев, слюнявых собак, кинзу и документальные фильмы. Стала ходить на стадион, потому что природа наделила ее гибкостью бегуньи, а учебная часть требовала, чтобы каждый, кроме предметов по расписанию, занимался чем-нибудь еще. Грохнувшись на землю в тот незадачливый момент и испытывая стыд под взглядами сотен глаз, Эль не сомневалась, что это прекрасный предлог хромать в медицинскую часть и там успокоиться. Ей наложат достаточно швов, чтобы получить освобождение на целый сезон. И пошло все к черту. С каких пор бег и прыжки через всякие предметы стали спортом?
Джеймс на меня смотрит… Джеймс на меня смотрит…
Эль завершила дистанцию ради него.