Полет дикого гуся. Изыскания в области мифологии

O Salutaris Hostia
Quae caeli pandis ostium…

(О, Спасительная Жертва,
Открывшая небесные врата…)

В буддийской и ведической традициях символ охраняемой заставы на пути к древу интерпретируется как внутренний, психологический барьер и трансцендентный кризис. В христианской традиции мы видим, что этот символ воспринимается как исторический факт, связанный с искуплением вины человечества. В течение многих веков разгневанный Бог держал проход в райские кущи под замком, а потом, после того как Его Сын принес себя в жертву и принял позорную смерть на кресте, Он удивительным образом подобрел. Так распятие Христа становится центральным фактом человеческой истории. Несколько других эпизодов становятся символами, которые следовало бы, как в любой мифологической традиции, толковать не буквально, а психологически (или как сказали бы теологи, «с точки зрения духа»). К таким «фактам» можно отнести:

1) непорочное зачатие;

2) воскресение;

3) вознесение;

4) существование рая;

5) грехопадение Адама и Евы (4004 г. до н. э.).

В такой системе координат Бог – трансцендентное личное бытие, к которому молящиеся могут обращаться с просьбами и ждать результатов. Он лежит вне мира: Он не тождественен ему, а соотносится с ним как причина со следствием. Такой тип религиозного мышления можно назвать мифологической диссоциацией. Переживание сакрального отделено от жизни, от природы, от мира и спроецировано вовне. А человек, как он есть, удостаивается лишь проклятия. «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах обратишься» (Быт. 3:19).

Сакральное не имеет ничего общего с этим миром тлена и праха. Оно открывается только через пророков и существует в виде церковного закона. Можно сказать, что Бог милостиво снизошел откуда-то сверху и даровал откровение: евреям (на горе Синай через Моисея), всему человечеству (в Вифлееме, через Христа) и снова всему человечеству (в пещере недалеко от Мекки, через пророка Мухаммеда). Заметим, всегда через представителей семитских народов! Других откровений этого пустынного бога не существует. Extra ecclesiam nulla salus[47].

В рамках этой модели, основанной на мифологической диссоциации, существует также особый способ социальной идентификации. Отождествление с народом Израиля, церковью как Телом Христовым, исламской Сунной – все это трактуется представителями соответствующей традиции, как единственный путь к спасению. И центром и источником святости во всех случаях становится уникальный фетиш – не символ, а именно фетиш: в иудаизме эпохи храма – Ковчег завета, а после разрушения храма – священная Тора, в католицизме – пресуществление Святых даров, в протестантизме – Библия, в исламе – Коран и Кааба.

В Индии и Юго-Восточной Азии такие реалии религиозной жизни если и существуют, то в конечном итоге являются символами, отсылающими за пределы языка, антропоморфных божеств и вообще какой бы то ни было формы в сферу таинственного, имманентного, сверхчеловеческого бытия. Благочестивое отношение к святыням мыслится необходимым для тех, кто еще не достиг отождествления своей личности с Атманом. Для тех же, кто продвинулся на пути к просветлению, вся эта религиозная бутафория будет только помехой. «Каким может быть самосознание для того, чье знание зависит от видимого? – читаем мы в одном ведическом тексте. – Мудрый не видит ничего этого, но видит себя бесконечным». «У тебя есть собственная сокровищница, – говорил живший в VIII веке учитель Дзэн, – Почему ты ищешь на стороне?»¹⁸¹⁹

Однако вот что сказал другой мудрец, Вей Куан, одному монаху, ищущему просветления: «Покуда есть “Я и ты” невозможно увидеть Дао. Но возможно ли будет увидеть его, если не будет ни тебя, ни меня? – спросил монах. Когда не будет ни тебя, ни меня, – последовал парадоксальный ответ, – кому надо будет его видеть?»²⁰ (то есть a ≠= x).

Вновь обратимся к словам Рамакришны: «Веданта учит, что лишь брахман реален, мир же – иллюзорен. Я не существую отдельно, я есть только этот брахман… Но тем, кто живет в миру и отождествляет себя со своим телом, понимание того, что “Я – это О”» не сулит ничего хорошего. Обывателям незачем читать Веданту. Чтение таких книг может им только повредить. Обыватели должны считать Бога своим Отцом, а себя – презренными рабами Его. Воистину, те, кто отождествляют себя со своим телом не должны понимать того, что “Я – это Он”»²¹.