Полет дикого гуся. Изыскания в области мифологии

Тем не менее важно понимать, что целью этого европейского культа Любви было не отречение от дуализма и растворение Эго, а наоборот – возвышение и обогащение Эго через всецело личное переживание мук любви, говоря словами Готфрида Страсбургского, «сладкой горечи и горькой сладости любви». Это можно также назвать вечной жаждой, оживляющей мир преходящих, недолговечных вещей. Брак же трубадуры не просто не признавали, а считали его противоречащим высоким чувствам. В Индии высшим типом любви, например с точки зрения культа сахаджии, являлись не отношения между мужем и женой, а «любовь, существующая между мужчинами и женщинами, полностью свободными от мыслей о выгоде или утратах, переступающими через законы общества и превращающими любовь в сущность самой жизни»³³. В XII столетии появляется «Гитаговинда» («Пастушья песнь») юного Джаядевы – величайшее произведение индийской поэзии, воспевающее идеал любви-прелюбодеяния³⁴. Романы о Тристане и Изольде появляются в Европе в то же самое время. Маловероятно, что это – простое совпадение. Однако при сравнении двух произведений сразу же всплывают различия духовных культур. Индийский любовник, Кришна – бог; европейский, Тристан – человек. В индийской поэме мы видим аллегорию духа, жаждущего плоти (символизируемой Радхой), и плоти, жаждущей духа (символизируемого Кришной). Говоря словами Кумарасвами, это – символ «мистического единства конечного с окружающей его бесконечностью»³⁵. В свою очередь, герои произведений великих поэтов Томаса Британского, Эйлхарта фон Оберга, Беруля и Готфрида Страсбургского – существа человеческие, слишком человеческие, одержимые демоническими силами. В произведениях первых трех авторов причина зарождения запретной любви – чаша с любовным напитком, сиречь просто магия. Готфрид Страсбургский же открывает религиозное измерение (по сути своей еретическое), настойчиво приписывая силы любви богине Минне. Более того, чтобы завершить начатый образ, он представляет лесной грот богини, куда бегут любовники, в виде древнего храма чистой любви, а христианский алтарь заменяется в нем хрустальным ложем.

Блаженный Августин в своих писаниях сравнивал смерть Христа на кресте с браком: «Подобно жениху Христос вышел из своего жилища и отправился в мир с пророчеством о своем браке… Он пришел к брачному ложу креста и, взойдя на него, он вступил в брак. И когда он ощутил глубокие вздохи творения, он с любовью предал себя мукам вместо своей невесты… и навек соединился с женщиной внутри себя»³⁶.

Бернард Клервоский своими страстными проповедями на Песнь Песней вдохновил Готфрида Страсбургского на радикальную секуляризацию сакрального в области любви, отвергаемой и осуждаемой Римом. Хотя если прочитать наоборот имя вечного города (ROMA), мы получаем не что иное, как любовь (AMOR). Средневековый брак (с точки зрения трубадуров) был освященным церковью насилием. Это было просто семейное дело или социально-политический инструмент, в которых женщина (а зачастую еще совсем девочка) служила объектом для достижения целей других. Любовь при таком положении вещей была стихийным бедствием, несущим опасность как социальному порядку, так и земной и вечной жизни влюбленных. Женщина, обладающая способностью любить и вызывать любовь, считалась, подобно прародительнице Еве, вратами дьявола (janua diaboli). Святой Бернард, восхищаясь неземным, девственным, неосязаемым объектом любви, сполна использовал весь свой духовный пыл, чтобы подчинить энергию торжества жизни интересам церкви.