Полет дикого гуся. Изыскания в области мифологии

Я думаю, – проповедовал он – что Незримый Бог захотел стать видимым, сделанным из плоти и крови, и жить Человеком среди людей оттого, что возжелал вернуть себе любовь земных существ, способных любить только себе подобных. Шаг за шагом он привел их к чистой божественной любви. Не от такой ли любви изрекли их уста: вот мы оставили все и последовали за Тобою (Мф. 19:27)³⁷.

«Вожделение, а не разум движет мной. И хотя скромность протестует, любовь несмотря ни на что побеждает…

Не забыл я о том, что могущество царя любит суд (Пс. 98:4). Не запретить этого волей Божьей, не сдержать ложной скромностью, не подчинить разуму. Я прошу, заклинаю и умоляю от всего сердца: Да лобзает он меня лобзанием уст своих (Песн. 1:1)»³⁸.

«Так, тело наше от присутствия Жениха чувствует радость, но не полноту; и Его посещение радует сердце, а отсутствие Его огорчает. И в таком состоянии пребывает возлюбленная, пока не освободиться от бремени плоти, и тогда взлетит она на крыльях страсти, минуя царство созерцания, и с чистым намерением последует за Возлюбленным своим, куда бы Он ни пошел»³⁹.

Фактически Бернард сделал из имени и фигуры Христа то же, что полтора века спустя сделает из имени и фигуры Кришны Джаядева. Кришна, восьмая аватара бога Вишну, любовник и соблазнитель пышущей здоровьем Радхи и других замужних женщин-пастушек, уводит их звуками флейты из земных постелей, от мужей в леса Вриндавана, к экстазу божественной любви. Но и ветхозаветная Песнь Песней, которая, по сути, является сборником эротической поэзии стран Восточного Средиземноморья, уже до того как стать каноном, была интерпретирована как любовь между Яхве и Израилем:

О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая!
Округление бедер твоих как ожерелье, дело рук искусного художника;
Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино;
Чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями…⁴⁰

Будь то Кришна, Яхве или Иисус, а с другой стороны – Радха, род Израилев, Святая церковь или отдельно взятая душа, представляющие невесту, – во всех традициях любовник претерпевает духовную трансформацию, преобразуя Эрос в Агапэ, каму в прему. Заметим, что в легендах о Тристане оба любовника принадлежат миру дольнему. В Индии окончательное воссоединение означает ощущение взаимной тождественности, переживание целостности, когда каждый является также и другим. В иудаизме и католицизме воссоединение не преодолевает дифференциации – сливающиеся Творец и Творение остаются разделены. И тем не менее в обоих контекстах направление мысли движется от земной свадьбы к свадьбе небесной. Слова апостола Павла о том, что «плоть желает противного духу, а дух – противного плоти» (Гал. 5:17), и утверждение Кумарасвами о «самозабвении, в котором любовники в объятьях друг друга ощущают себя одним целым», в конце концов говорят об одном и том же – о выходе за пределы этого мира. Такого подтекста нет в поэмах о Тристане, так же как его нет и во всей великой европейской литературе от Гомера до «Поминок по Финнегану».

Если формула a ≠= x соответствует восточному, буддийско-ведическому типу религиозного мироощущения, a R x – иудео-христиано-исламскому, то для Европы будет справедлива формула a R b, где b не является трансцендентной вневременной личностью, но есть существо равное a, как равны Тристан и Изольда. Греки, римляне, кельты и германцы всегда придавали большое значение практической стороне. Но все-таки их восприятие жизни этим не ограничивалось. И в формуле a R b гораздо больше смысла, чем кажется на первый взгляд.