— Если Лилит что-то будет неугодно, она не будет столь вежлива, — прервала Анна испуганную Соми. — Поверь. Я здесь уже была. Ну, чего застыли? Пойдемте. Или хотите вернуться?
Холодная неизвестность подземного храма была предпочтительнее кровавой ярости саритов. И, стараясь держаться как можно ближе друг у другу, путники последовали за Наири.
Нагота усиливала страх. Одежда осталась только на Соми: рораги потеряли свою в битве, а на Анне осталось что-то вроде коротких шортиков или панталон — местный аналог нижнего белья. Наири ничего такого не полагалось, но ради необычного путешествия сделали исключение. Анна радовалась, что настояла на своем: идти совсем голышом было бы неприятно.
После раскаленного песка идти по прохладному шлифованному камню оказалось даже приятно. Пока он не стал ледяным. Тепло пустыни, пропитавшее путников насквозь, постепенно исчезало, выпитое подземельем и Анну начало познабливать.
— Наири, — заметила это Соми. — Возьмите мою одежду и...
— Не надо, — отмахнулась Анна. — Все хорошо.
К счастью, Кьет держался. Даже штанишки не обмочил, но это волновало Анну — все-таки ребенок столько не вытерпит. Но мальчик спокойно лежал на руках отца и сосал кулак. Темнота и холод его совсем не беспокоили. Но его мать начало трясти.
— Так не пойдет! — Тайкан сунул факел Хону и подхватил Наири на руки. — Вам нельзя болеть. Ну, идем дальше?
Грудь рорага, его руки, дыхание казались горячими. Озноб понемногу отступал, но перед воротами Храма Анну опять затрясло. В это раз — от страха.
Она боялась, что тяжелые створки не распахнуться и придется поворачивать обратно. Боялась, что раскроются — а за ними начинался ужасный мост. Вдруг те, кто ползет по обрывистым стенам пропасти сумеют выбраться? Что-то подсказывало, что тогда их точно никто не спасет.
— Наири? Наири, что то случилось? — забеспокоился Тайкан.
— Все в порядке. Поставь меня.
Анна выпрямилась и сжала потяжелевший медальон двумя руками. Прямо перед путниками купался в лучах пустынного солнца Храм Обретения.
38
Ворота медленно распахнулись, как створки жемчужной раковины. Роспись на них ничуть не поблекла за эти годы. Хотелось задержаться, рассмотреть каждый цветок, каждый лепесток и завиток... Анна собрала волю в кулак, не позволяя себе ни малейшей слабости. И шагнула на мост.
Шорох, скрежет, долетающий из глубин пропасти шепот...
— Не смотрите вниз! — предостерегла спутников.
Но любопытство казалось сильнее. Соми скользнула взглядом за перила и уже не смогла оторваться. Руки, сплетающиеся в замысловатом танце, тянущиеся, зовущие... Они обладали особой магической силой. И девушка шагнула туда, к ним...
Крик и удар. Падать на каменный мост больно, но куда безопаснее, чем в бездну. Соми всхлипнула и очнулась.
Кьет заходился плачем. А над ней стоял Хон. Он потирал расцарапанную руку, и смотрел неласково:
— Велели же не смотреть!
Убедившись, что все в порядке, Анна пошла дальше. Остался позади мост, и широкие ступеньки, алые, вечно распахнутые двери Храма а за ними — знакомый зал.
Двенадцатиконечная звезда все так же сияла в самом центре пола, и её отблески рубиновыми бликами играли на стенах, привлекая внимание к фрескам. И Анна пошла на зов.
Женщина совсем не изменилась. Так же строго взирала с высоты трона, заразительно смеялась, кружась в танце. Стонала от наслаждения, сплетаясь в любовном экстазе... Все, как прошлый раз. Только не было этого тянущего ощущения внизу живота. И не поднималась оттуда волна дикой похоти.
— Это Лилит? — обернулась она к спутникам. И замерла.
Они лежали на пороге, молитвенно сложив руки. Синхронно кланялись, ударяя лбами в пол, хором шептали какую-то молитву... И только Эйр не мог выразить своего почтения богине — на его руках спал Кьет.
— Да что вы... — Анна махнула рукой. — Делайте, что хотите.
Кьету давно было пора есть. Но все, что могла предложить ему мать — грудное молоко. Немного для растущего малыша.
Но сейчас он мирно спал, словно не заходился в крике минуту назад, когда Соми чуть не сорвалась в пропасть. Словно и н было кошмарного боя, когда его кидало туда-сюда...
— Неужели ты настолько крепок, сынок? — Анна поправила шапочку на голове малыша.
— Я уже говорил тебе об этом, — теплые руки обняли, прижали к широкой груди. И согрели. — Он переживет все, что пошлет ему судьба. Он не сломается, а только закалится, как хороший клинок, который бросают из пламени в ледяную воду.
— Ты так в него веришь?
— В кого может верить рораг? Только в своего господина... Поэтому я верю в тебя, моя Наири. И в твоего сына.
Тишину какое-то время нарушали лишь едва слышные бормотания.
— Долго они, — вздохнула Анна. — С другой стороны, что тут еще делать?
— Ну, у меня есть предложения, — голос Эйра чуть изменился. — Но ведь ты не согласишься...
Анна полюбовалась на сына:
— Скорее всего.
— И очень зря! — Эйр рывком повернул Анну лицом к себе. И приказал: — Тайкан! Возьми ребенка!
Тот тенью метнулся к Наири. Кьет даже не проснулся, а Эйр подхватила Анну на руки и шагнул в мозаичную мандалу, что обрамляла звезду.