Поляки в Сибири в конце XIX – первой четверти XX века: историографические традиции, новые направления и перспективы исследований

В первом номере журнала редакция довольно ясно определила его цели. Одной из них было создание пространства, в котором могли бы публиковаться «многочисленные статьи и разные книжные издания, описывающие жизнь поляков в Сибири и героическую историю сибирской дивизии», которые, «разбросанные по различным периодическим изданиям, обычно бесследно исчезают» [5, с. 3]. Реализации этой цели должна была послужить безотложная публикация работ, связанных с 5-й сибирской дивизией – польской воинской частью, принимавшей участие на стороне Чехословацкого корпуса в сражениях в Сибири в 1919–1920 гг. против большевиков.

С самого начала существования в ежеквартальнике выстраивался культ этой воинской части. В первом номере журнала был процитирован приказ маршала Пилсудского солдатам от 19 ноября 1919 г., в котором Пилсудский пишет из Польши тогда, когда «она свободна и сильна», веля солдатам даже в самые тяжелые моменты заботиться о чести польской армии, хотя «смерть и мучительна, когда совершается только ради чести» [6, с. 4].

Именно потому, что солдаты в Сибири сражались как свободные люди с оружием в руках, строфа из старой солдатской песни:

Если придется нам умереть в поле
Или гнить в сибирской тайге

«гордо меняется сейчас, как пишет Казимеж Гинтовт-Дзевялтовский, на строфу»:

Если придется нам умереть, то в поле,
Мы в тайге не будем уже гнить [7, с. 5].

Марцели Познаньский, рассуждая над упомянутым выше приказом маршала, подчеркивает, что солдаты сибирской дивизии «так им любимы, как солдаты, которым посчастливилось всегда сражаться на его стороне», и он понимает это высказывание как компенсацию, которая должна возместить им «все лишения», а также в определенном смысле сравнять их позицию в обществе с легионерами [6, с. 4].

Коллективным портретом солдат 5-ой сибирской дивизии можно считать опубликованный в последнем, двойном, номере журнала за 1934 г. очерк под названием Мы искренне любим тебя, солдат, написанный Союзом молодежи Дальнего Востока.

«То, что больше всего сохранилось в нашей памяти, памяти ребенка, в момент, когда пошатнулись престолы, когда менялись судьбы мира, а события разворачивались со скоростью кинематографической ленты на экране, это вооруженное выступление в Сибири, это польский солдат в Сибири. Мы видели тебя как защитника угнетенных, высоко несущего честь поляка и знамя отчизны. Как же мы могли тебя не любить, если ты рассказывал нам о той, что еще не погибла, тогда, когда ты охранял наши маленькие жизни» [8, с. 30].

Значение этого воспоминания, напечатанного на страницах «Сибиряка», приобретает еще больший смысл после статьи, перепечатанной из «Курьера Виленьского» в 1935 г. [9], автор которой подчеркивает достоинство быть солдатом 5-ой дивизии.

«А легионер из Сибири? – 5-ая сибирская дивизия? Там командующий был благородным братом-солдатом, когда добровольно шел на лишения братской горькой участи. Там рядовой был великим братом-солдатом, когда делился последним куском и теплом тулупа со своим офицером […]» [цит. по: 10, с. 64].

Несмотря на то, что оба высказывания процитированы здесь не полностью, прослеживается их общая черта – идеализация солдата 5-ой дивизии, вытекающая из гиперболизации его рыцарских и человеческих качеств.

Юлиуш Словацкий был важным для Юзефа Пилсудского писателем, об этом свидетельствует хотя бы поддержка маршалом инициативы сразу же после военного переворота в Польше в мае 1926 г. перенести прах поэта в краковский Вавель. В речи, которую Пилсудский произнес над гробом, была отсылка к произведениям Словацкого [11]. Принадлежавшая перу последнего поэма Ангелли воспринималась как исполнившееся предсказание свободной и сильной Польши, редакция журнала посвятила этому произведению значительную часть № 4 за 1935 г. Подобным образом понимал эту поэму и Юзеф Земла, цитируя в своем эссе, посвященном 5-ой сибирской дивизии, её отрывок:

[…] из пылающего северного сияния появился полностью вооруженный рыцарь на коне, он мчался под сильный топот копыт

[…] и примчавшись к трупу, этот рыцарь закричал громовым голосом: «Здесь был солдат, да восстанет он.

Пусть сядет он на коня, я понесу его быстрее, чем буря, туда, где будет радоваться он огню.

[…] У кого есть душа, пусть встанет! Пусть живет! Потому что настало время жизни для сильных людей» [12, с. 4; 13, с. 252253]¹.