Похожую мысль Земла сформулировал уже раньше, отмечая немного другую закономерность. Польская армия в Сибири, писал он, возникла «уже не только из-за наших желаний, но и из-за мечтаний отцов наших, которые годами в той же Сибири терпели намного большие мучения» [14, с. 7]. Поэтому очевидно, что боевые успехи польской армии, предсказанные поэтом и так всеми ожидаемые, ценились на страницах «Сибиряка» очень высоко. «5-ая сибирская дивизия сыграла исключительную роль», – писал Артур Забенский [15, с. 36]. Это высказывание можно дополнить заявлением Антония Ануша, отметившего, что после окончания боев в Сибири уцелевшая «горстка солдат и офицеров сумела пробраться на Восток, оттуда морскими путями в Страну, чтобы здесь, на родной земле, принять достойное их боевой славы участие в победоносном бою над московским набегом» [16, с. 2].
В дополнение к многочисленным историческим и фактографическим статьям, публикуемым в «Сибиряке», в журнале также часто печатались короткие рассказы, в основу сюжета которых была положена история 5-ой дивизии и воспоминания ее солдат. Можно заметить, что не все эти произведения вписывались в строгие рамки литературных жанров. Например, фактографический рассказ Скоробогатого-Якубовского под названием
Редакция «Сибиряка», создавая культ солдат, сражающихся в Сибири, использовала любую возможность, чтобы написать об их героизме и самоотверженности. Такую возможность, без сомнения, давала работа над фильмом, героями которого как раз стали солдаты 5-ой сибирской дивизии. Исполнитель главной роли и продюсер фильма Евгениуш Бодо, а также ротмистр Владислав Ольшевский, которого редакция считала чуть ли не соавтора сценария, провели, как писалось, серию совещаний с председателем Союза сибиряков Генрихом Сухенеком-Сухецким. В итоге фильм под названием
В журнале нашли также свое место рассказы, представляющие ужасы войны, которые можно сравнить с написанными позднее романами
«Самые сильные переживания начались после битвы 5-ой дивизии с большевиками в Тайге (23.12.1919). Ехать приходилось в потоке […] воды и топлива не хватало. Весь вагон часами по цепочке передавал снег и дерево из леса, чтобы только не заморозить локомотивы. Когда поезд трогался в путь […] он врезался в стоящий впереди поезд, разбивая у того 3 или 4 вагона. Если там погибали люди, то их выбрасывали на снег. […] Из-за холодного и плохого питания начался брюшной тиф. […] Солдаты лежали в неотапливаемых бараках, голодные и вшивые настолько, что вши образовывали ободки вокруг глаз, рта, ушей и т. д. […] В марте 1920 г. на крупных станциях […] было ок. 70 тыс. трупов. Они лежали в сараях или прямо между рельсами. Часто сани скользили по их лицам. Это никого не трогало», – вспоминает Михал Станиславский [List Michała Stanisławskiego do Aleksandra Maciesza; цит. по: 19, с. 67].
Картину истории 5-й сибирской дивизии, представленную в «Сибиряке», дополняли попытки регистрации разбросанных по Сибири безымянных солдатских могил, которые с помощью журнала предпринимали Министерство военных дел и Министерство иностранных дел [20, с. 24], а также призывы предоставить информацию о погибших во время сражений солдатах. Например, в двойном номере (3/4) за 1934 г. редакция напечатала просьбу Адама Чурловского сообщить любую информацию «о сыне, пропавшем без вести в Сибири», который в 1919 г. присоединился к «4 комп. станковых пулеметов 5-й сибирской дивизии» [21, с. 26].