Поляки в Сибири в конце XIX – первой четверти XX века: историографические традиции, новые направления и перспективы исследований

Гораздо большее значение для руководства вуза приобретает социально-профессиональный статус студентов. В анкетах его определяли следующие вопросы: профессия, социальное положение родителей, материальные средства родителей, образование, принадлежность к профсоюзу. В некоторых анкетах социальный статус прописывался в свободной форме, но впоследствии был предложен фиксированный набор номинаций. Например, личный листок студента предлагал определить социальный статус родителей, выбрав один вариант из следующих: хлебопашец, рабочий, ремесленник, служащий, школьный работник, красноармеец, торговля, свободная профессия, прочие.

Структурный анализ студентов, приложенный к отчету Сибирской сельскохозяйственной академии за первый осенний триместр 1924–1925 гг., не содержал рубрик, характеризующих национальную принадлежность, но довольно подробно описывал социальный состав учащихся. К концу отчетного триместра на трех факультетах института: агрономическом, лесном и землеустроительном обучалось 706 студентов. Из них дети земледельцев составляли 42 % (299 чел.), дети служащих и служащие -35 % (171 и 76 чел., соответственно), дети рабочих и рабочие с производства – 18 % (95 и 30 чел., соответственно), лица интеллигентного труда и их дети – 3 % (1 и 20 чел., соответственно), дети нетрудового элемента – 3 % (21 чел.) [30, т. 1, л. 117]. Выявленные нами поляки принадлежали к основным трем категориям советского общества: рабочим, крестьянам и служащим. Сравнивая данные этого документа со списками студентов Сибирской сельскохозяйственной академии за 1923–1924 гг. видим, что номинации, определяющие социальный состав студенчества, использованные вузом в 1924–1925 гг., немного отличались от тех, что фигурировали один – два года ранее. Из статистики исчезают дети учителей и дети священников. Первые, видимо, были включены в категорию «дети лиц интеллигентного труда», а вторые причислены к категории «дети нетрудового элемента».

Из 706 студентов более 80 % являлись членами профсоюзов. При этом 79 % студентов являлись беспартийными (в том числе и выявленные нами студенты-поляки). Члены и кандидаты в члены РКП(б) и РКЛСМ составляли только пятую часть всех студентов. Представителей иных партий не было [30, т. 1, л. 117].

В личных делах студентов сохранилась более подробная информация об их политических взглядах и деятельности. «Анкета для студентов, подвергающихся проверке», была направлена на выяснение подробностей деятельности студента до поступления в вуз, видимо, с целью определения его политической благонадежности. Вопрос «Укажите, чем Вы занимались, в качестве кого, где и сколько времени» предполагал ответ с разбивкой на периоды: до войны 1914 г., в феврале-октябре 1917 г. и наиболее подробно, с разбивкой на года, после Октябрьской революции [31, л. 2–3]. После вопроса стояло примечание: «дать подробные сведения одновременно о Вашей работе, как профессиональной, так и об общественной, и партийной» [31, л. 2 об.].

Отдельным пунктом шли вопросы об участии студентов в Гражданской войне: участвовал ли, где именно, сколько времени и в качестве кого? Эдуард Полис в ответ на них пояснил, что участвовал на Рижском, Деникинском, Колчаковском фронтах, с 1918 по 6 октября 1920 г., состоя на разных ответственных постах [31, л. 2 об.; о службе омских студентов в колчаковской армии см. 32].

В личном деле Станислава и Сигизмунда Гирайтисов встречаются анкеты двух видов: «Выписка из алфавита на красноармейца», ориентированная на фиксирование опыта службы и общих личных данных, и анкета из 23 пунктов, включающая вопросы о политических взглядах и деятельности до поступления в институт. Например, предлагалось ответить, состоял ли студент на военной службе и на каком основании от нее освобожден, подвергался ли преследованиям за убеждения и политическую деятельность со стороны властей, где находился и чем занимался, когда Омск был занят «белыми». Интересно, что жизнь братьев в эти неспокойные годы складывалась по-разному. Сигизмунд был освобожден от службы как железнодорожник, а когда Омск был занят Колчаком, служил на Троицкой железной дороге, а после был откомандирован на Томскую железную дорогу в г. Красноярск [33, л. 32–33]. Станислав состоял на военной службе с мая 1919 г. по июль 1920 г., а когда Омск захватили «белые», учился в уфимской гимназии, а потом числился в опорной базе боевой флотилии и в морских стрелках (в Уфе, Омске и Новосибирске) [33, л. 8–9].

Уровень первоначальной подготовки студентов был низок. Из 706 студентов 11,5 % окончили рабфак, 23,5 % – школу второй ступени, 8 % – техникумы, а более половины (57 %) – только курсы подготовки к поступлению в вуз [30, т. 1, л. 117]. Низкий уровень знаний студентов накладывался на необходимость работать, служить, выполнять многочисленные партийные поручения. Когда Эдуарда Полиса попросили ответить, были ли обстоятельства, мешавшие ему заниматься, он написал так: «служил все время» [31, л. 3].