Поляки в Сибири в конце XIX – первой четверти XX века: историографические традиции, новые направления и перспективы исследований

Более распространенной является ситуация сохранения в брачной партии конфессионального единства и передаче этого же статуса детям. В метрической выписи из книги Новогрудского костела значатся родители Виктора Александровича Августовского Александр Викентьевич и Констанция и восприемники дворянин Иван Рафевич и Ядвига Захаржевская. Это был второй брак штатного сельского священника и оба сына от этого брака имели римско-католическое вероисповедание. Окончив курс в Горы-Горецком училище и поступив на гражданскую службу в должности землемера низшего оклада, Виктор Александрович ходатайствовал о разрешении вступить в первый брак и выдаче, в связи с этим, пособия. Его избранницей стала девица Мария Эмильевна Рейхберг римско-католического вероисповедания [10].

Формулярные списки зафиксировали браки с православными, а материалы личных дел иногда дают сведения для подтверждения тезиса о «недолгих и неудачных браках» с православными [11, с. 312]. Брак топографа Ивана Ивановича Дорожинского (из крестьян Виленской губернии, римско-католического вероисповедания) на крестьянке Александре Ивановне Лященко (православного вероисповедания) был зафиксирован в метрической книге причта Николаевской церкви села Кирилловка Мариупольского уезда в 1911 г. [12]. Прошения Александры Ивановны Лященко в Переселенческое управление (1914 г.) о поиске своего мужа, уехавшего в Сибирь, эмоционально и подробно фиксируют бытовую сторону мобильной службы низовых переселенческих чинов. Землемер Дорожинский в 1914 г. перевелся из Екатеринославской землеустроительной комиссии в г. Тару, «забыв» уведомить об этом молодую жену. Оставшаяся без средств существования женщина наводит справки в Переселенческом управлении и просит «повлиять на мужа словами», чтобы он «взял ее к себе, дал хоть 10 руб. в месяц или развод». Инспекторская часть Переселенческого управления, несмотря на увольнение Дорожинского из ведомства, уведомила покинутую супругу, о том, что ее муж состоит добровольцем роты Его Императорского величества 65 пехотного Московского полка.

Советские анкеты служащих предлагали многоуровневую национальную идентификацию кандидата, в том числе национальность, подданство, языковую принадлежность, национальную принадлежность родителей и жены. При этом преобладающие интернациональные настроения, а также корректирующиеся представления о «правильных» и не вполне «правильных» национальностях, очевидно, сдерживали проявления национальной самоидентификации, заставляя оговаривать ее политически более оправданными статусами: поляк, но принадлежу трудовому народу или потомственный интеллигент, потомок ссыльных. Служебные документы (как дореволюционные, так и советские) не фиксировали участие работника в благотворительных, религиозных, национальных организациях или общинах. Участие колонизационных экспертов в общественных, научных и профессиональных организациях показывает особые «переселенческие» площадки, объединяющие специалистов этой сферы: Императорское географическое общество, Общество Сельского хозяйства, профсоюз «Земли и леса» и др. Можно предположить, что в интеллигентской, «народнической» среде колонизационных экспертов преобладали не религиозные, а именно светские/общественные настроения и интересы. Ссыльный народоволец, статистик, чиновник Омской контрольной палаты Николай Яковлевич Коншин, выражая настроения поколения писал: «Нашим «Богом» сделался народ или точнее, крестьянство, которое мы идеализировали; «религией» стало будущее служение этому народу, теперь темному и забитому, но способному совершить великие перемены в мире» [13, с. 20].