Полярный круг. Выпуск 2

Большая группа моржей подплыла к нашей льдине, причем вынырнули они у ее края внезапно, сразу выплеснулись из воды их морщинистоглазые, усатые и клыкастые морды. Льдина не очень устойчива, и они могли бы ее, поднатужась, перевернуть, как это делают иногда косатки, и мы понимаем это, кричим, пугаем, отбиваемся крепкими снежками. Моржи отступают, погружаются в воду, чтобы снова и снова повторить атаку. А затем все враз уплывают к другой льдине. Не могу разобраться, было ли это с их стороны безобидное любопытство или самая прямая угроза.

Видно, мне во всем здесь, на острове, суждено постичь полный комплекс разнообразных острых ощущений (месяцем раньше я повстречался с белым медведем и, увы, улепетывал от него во все лопатки, тогда как он улепетывал от меня; пожалуй, друг друга немножко не поняли). Так вот, кажется, все уже позади, отстрелялись, два или три зверя лежат на льдине, остается только их разделать. Прыгаем в байдару, куда-то плывем - и тут глохнет мотор. Не проходит и минуты, как я замечайте светло-оливковой толще воды тупую морду, затем другую помельче и размазанные по цвету, голубовато-табачные тела моржей: самки и детеныша. Сразу я ничего не могу понять, легкий шок, а потом кричу - наверное, дурным голосом: "Моржи! Моржи!!" Тотчас они с шумом выныривают совсем впритык к борту: огромная моржиха и рядом с ней годовалый отпрыск - впрочем, изрядный уже детинушка.

Мое беспокойство вполне объяснимо: не думаю, что моржиха настроена миролюбиво. Да и с чего бы? Но все же не успеваю как следует испугаться - возможно, потому, что свято верю в эти мгновения в ловкость и сметливость промысловиков-чукчей.

Между тем усатая морда несколько секунд торчит настолько близко от меня, что я могу тронуть ее рукой, схватить, так сказать, за усы (сам не решился, да и другим не советую). Отпихиваемся веслами, гарпунами, прикладами карабинов - стрелять уже нельзя, не позволяет расстояние, тут остается лишь "врукопашную"...

Я так и не уразумел, что моржиху отпугнуло: то ли наша сумбурная реакция, то ли вдруг заработавший мотор. Не успела байдара проскользнуть чуть дальше, как мотор глохнет, и снова, на этот раз еще более неожиданно, всплывает моржиха. Сцена повторяется в том же составе действующих лиц, с той же режиссурой его величества случая и с теми же беспорядочными шумовыми эффектами. Право же, не могу сказать, чем бы все это кончилось, не затарахти наш чертов мотор. На нервы этой парочки (считая детеныша, демонстрирующего завидную синхронность со всеми движениями матери) треск мотора и, по-видимому, вращение винта действуют неотразимо. Звери исчезают в пучине, будто их и не было.

Перевожу дыхание.

Рольтыргин спрашивает не без ехидцы:

- Испугались маленько?

Лучше в подобных случаях соглашаться: да, мол, конечно, как тут не испугаться, тем самым свидетельствуя простоту натуры и скромность. Но я и впрямь переволновался больше других, чукчам все же привычнее: им не впервой.

- Хотя чего вам пугаться,- сам себе возражает Рольтыргин с той же ехидцей, - жизнь небось застрахована.

- Нет, не застрахована, - опрометчиво говорю я, тут же вспомнив, что как раз незадолго перед отъездом сюда пришли ко мне агенты Госстраха и объединенными усилиями уговорили подписать какую-то бумагу. Они так проникновенно убеждали меня в особо опасном характере моих путешествий, словно я по меньшей мере каждый день плаваю между Сциллой и Харибдой.

Впоследствии, впрочем, сам Ульвелькот, наш опытный моторист, признался мне, что и у него сердце екнуло. И рассказал несколько случаев, когда моржи цеплялись клыками за борт, норовя опрокинуть байдару; как однажды пробили днище вельбота - пришлось спасаться на льдине и чинить тот вельбот. Да многоё я уже и от других слышал об этом. В том числе и от П. Г. Никулина, автора оригинальной работы "Чукотский морж", опубликованной еще в 1940 году.