Поликарбидная логика (СИ)

— Мастера помнишь? Хотя, странный вопрос к далеку… Он, дурачина, решил, что крут и сможет контролировать хроновора. В итоге утопил Атлантиду, хотя я очень старался ему помешать. А Хронос, вырвавшись в Вихрь, быстренько вызвал нас обоих на ковёр. Мне в благодарность предложил одно желание, прямо как джинн из сказки, а Мастера собирался наказать, не буду уточнять, как. Я и попросил освободить этого балбеса, потому что в нашем континууме на него найдётся своё правосудие.

— И Хронос его освободил, в том числе и от тебя? — несложно было догадаться, как поступит эта мерзкая энергетическая тварь. Ух, так бы и уничтожила! Вот о чём надо было его в кредит попросить — чтобы пошёл и убился вместе со всеми своими детишками. Тогда бы и долг было некому стребовать.

— Угу, именно так, — подтверждает Доктор. — Просто выпустил на волю, чтобы дальше бегал и гадил, раз не дали прихлопнуть. За что я боролся, на то и напоролся.

— Всё зависит от формулировки, — отвечаю, слизывая капельку йогурта с пластикового бортика стаканчика. Эх, свежей клубники бы сюда. — Если она хоть в чём-то неоднозначная, Хронос непременно подстроит диверсию. И его сородичи тоже.

— Знаешь, я догадывался, как он поступит. Наверное, просто хотел дать Мастеру шанс одуматься.

— Сколько их было, этих шансов? — не могу удержать презрения в голосе.

— Может, и чересчур много, — ничуть не обидевшись, отзывается Доктор. — У тебя нет друзей, иначе бы ты поняла, как важно в них верить несмотря ни на что.

Конечно, у меня нет друзей. Потому что у меня есть братство далеков, одна огромная семья, где все действительно равны, где каждого объективно оценивают по способностям, где царят справедливость и гармония. Друзья нужны, как эмулятор того же самого, чтобы было на кого опереться в менее совершенных обществах. Но объяснять это Доктору совершенно бесполезно, он стопроцентно слышал нечто похожее от моих сородичей и ничего не понял, потому что не хочет понимать.

— Я вижу одно. Гибель Атлантиды, разрушение Логополиса, войны цивилизаций, спровоцированные Мастером — это всё для галлифрейских друзей возведено в ранг незначительного. Далеки в этом аспекте более объективны.

— Я не пытаюсь его оправдать!..

— Зачем пытаться делать то, что уже сделано? Даже на суде Скаро ты старался его, как это, отмазать, хотя проходил по делу как свидетель, а не адвокат. Правда, у нас вообще не бывает адвокатов… Ты всегда прощаешь своих друзей, что бы они ни сделали. Исходя из этого пункта, я могу расценивать твоё отношение ко мне, как дружеское?

Нос высовывается в третий раз, потом Доктор появляется весь.

— Какой иезуитский подступ к вопросу, — выражение конопатого лица можно, пожалуй, расценить по критерию «восхищение». Хищник берёт ветошку и начинает оттирать руки. — Это ты так дружить предлагаешь?

— Нет. У далеков не бывает друзей. Но я пытаюсь для себя логически обосновать твоё ко мне отношение. Потому что пока я его не понимаю, оно слишком противоречивое.

Он долго-долго на меня глядит, словно для себя решает, кто я ему. Наконец, спрашивает:

— А как по-твоему, бывает дружба в один конец?

— Данные отсутствуют, — даже не задумавшись, отвечаю я. — Для меня это явление чужеродно. Персональная привязанность определена как атавистическое проявление инстинкта размножения, который далекам совершенно не нужен.

— О, эта ваша идеология!.. — глаза закатываются, руки всплёскивают, ветошка улетает в стену мимо ящика. Бардачник.

— Это не Общая Идеология, это открытие, сделанное на базе проекта «Прототип», — отвечаю флегматично. А почему бы и не разъяснить, где он ошибся? — Ты рассчитывал на материнский инстинкт, но он у нас и не пропадал, просто трансформировался ещё на заре цивилизации в заботу о сородичах и об обществе в целом. А вот инстинкт размножения подложил под проект мину замедленного действия. Хорошо, что его первые проявления удалось вовремя отследить и остановить работу.

Доктор снова глядит на меня с терпеливой жалостью, но сейчас это не обижает. Иммунитет выработался, что ли?

— Влюблённые далеки, целующиеся по кустам… Что стало с Герданом и Судиин?

Молча смотрю на него. Сам догадайся, умный.

Он тяжело вздыхает и отводит глаза:

— Спросил он у далека. Неужели нельзя иначе?

— Прототип Гамма, он же Гердан, был казнён именно за этот вопрос, — прищуриваюсь я и демонстративно гляжу в область двух сердец, а потом пытаюсь поймать взгляд Хищника. Но он окончательно отворачивается, направляясь к пиджаку.

— Пол-ликарбидная логика. А с тобой что теперь будет... Мать Скаро?

Надо же, не прошло и года, как поинтересовался.

— Твой прогноз оправдался. Меня полностью реабилитировали, включая персональный шифр. Сейчас выращивают новое тело, чтобы переписать из прототипа обратно в далека.

Рыжий стряхивает с котелка соринки и, пригладив пятернёй лохмы, опускает его на голову.

— Ну и толку тебе с этого, — говорит, — опять будет консервная банка и рожа набекрень.

— Лучше набекрень рожа, чем мозги, — отвечаю ему в тон.

Доктор оборачивается и внимательно на меня смотрит. Как-то чересчур внимательно, даже не по себе делается.