Не знаю, через сколько времени я наконец открываю глаза и понимаю, что всё в порядке. Мигрень растаяла, тело отогрелось, в глазах не плавают чёрные пятна, руки не трясутся, и даже есть хочется. Осталась небольшая слабость, но, скорее всего, она банально вызвана голодом.
Доктора в поле зрения нет, и звуков, подсказывающих его местоположение за завалами, тоже не доносится. Сажусь, всё ещё кутаясь в одеяло, и оглядываюсь. На дальнем подлокотнике дивана замечаю книгу, медицинский справочник по наркологии. Рядом, на полу, аккуратно поставлены мои ботинки. Интересно, Хищник долго искал застёжки или отверткой обошёлся? Бронзовый плащ наброшен на тумбочку со штабелем литературы на санскрите, но мне лень искать в памяти нужные словари, чтобы узнать хотя бы названия книг, или сконцентрироваться на понимании неизвестного текста, чтобы сработал автопереводчик ТАРДИС. Это всё сейчас не имеет значения.
Убедившись, что в положении сидя меня не ведёт, а Доктора на мостике вроде бы нет, сую ноги в ботинки и осторожно встаю. С одеялом расставаться неохота, в нём очень уютно, и, завернувшись в него, я ползу к лестнице вниз. Там холодильник, где лежит клубничный йогурт. Сейчас бы сразу стаканчиков шесть. Или десять. А я, оказывается, не просто, а ужасно голодна, словно сутки ничего не ела. Быть может, так оно и есть.
Из-за бардака приходится дойти почти до самой консоли, чтобы обогнуть заваленный хламом стеллаж, и я с любопытством бросаю взгляд на монитор. Увы, он не показывает ничего, кроме яркого голубого гиганта. Меня всегда умиляла манера землян называть самые древние звёзды «третьей популяцией», хотя по логике она первая, а третьей являются светила вроде их родного солнца. Древние звёзды, конечно, были не самыми живучими, а ещё точнее, самыми неживучими — выгорали за сотню-другую миллионов лет, но успевали насинтезировать достаточно вещества для появления более устойчивых звёздных разновидностей. Например, к моменту выхода далеков в космос они уже все перевелись настолько, что их и в самые мощные телескопы на границах Вселенной найти было невозможно. Но, покорив Время, мы смогли их изучить.
А любопытно, думаю я, закрылся ли всё-таки рифт внутри первой в мире звезды? А если нет, то что из этого выйдет, как это повлияет на реальность? Вот забава, если из её взрыва образуется, допустим, туманность Каскад Медузы. Или Око Тантала. Мощность-то подходит. Вселенная расширяется и постоянно, но неравномерно движется, расчёт современных мне или Доктору координат может занять не одни сутки даже у нашего главного компьютера. Одно понятно: моя затея с идеальной вселенной потерпела сокрушительное поражение в борьбе с главным источником хаоса в мире — Доктором. Но особой досады я, как ни удивительно, не чувствую. Наоборот, что-то подсказывает, что с моим творением всё не слишком просто, и случилось это непоправимое «непросто» именно из-за вмешательства Хищника. Да, идеальной Вселенной не получится, но одновременно с этим он спас линию времени далеков, которую я едва не перечеркнула в никотиново-артронном угаре. Хорошо со своими обязанностями справляется Мать Скаро, ничего не скажешь. И звезда имени галлифрейско-скарианской дружбы народов тоже наверняка особенная. Совершенно особенная. Иначе бы не было такого мощного темпорального эха в моей жизни.
Путаясь в одеяле, спускаюсь вниз и с полдороги понимаю, где Доктор — как всегда, копается под консолью, что-то бормоча себе под нос. Пиджак висит на перилах, рядом на полу валяется котелок. Забыв про всё, стою и гляжу на шевеление в проводах. Потом, устав ждать, когда галлифреец меня заметит, громко спрашиваю:
— Еда есть?
— Во, очнулась, — перемазанная машинным маслом рука отводит особо мешающие кабели, и из таинственных глубин подконсолья высовывается конопатый нос.
— Имеется. Потребность. В пище, — раздельно повторяю я, чтобы Доктор наконец ответил на поставленный вопрос.
Рука прекращает держать кабели и тычет в одну из стенных панелей:
— Поройся там.
Ага, так вот где у него хранится молоко… Впрочем, в самой холодной глубине я всё равно вижу знакомые стаканчики с цветастыми фольговыми крышечками, наверняка материализовавшиеся там рэл назад. Но и молоко сгодится. Будет чем запить еду.
Устроившись на портативном электрогенераторе, пальцем выскребаю йогурт и прихлёбываю молоко прямо из бутылки.
— Сколько я проспала?
— Сутки.
— Независимые или по локальному бортовому времени?
Доктор снова высовывается из кабелей и смотрит на меня, как на идиотку:
— А ты сама как думаешь?
— Я никак не думаю, — отвечаю, отпивая молоко. — Я после общения с хроноворами хочу чётких и конкретных формулировок и однозначных ответов на свои вопросы.
Нос исчезает в проводах, а через миг в глубине рассыпаются голубые искры и галлифрейские проклятия. Потом доносится более адекватное:
— Я тебя прекрасно понимаю. Хронос и меня когда-то наколол.
— Расскажи-и?
— Тьфу, и как я раньше не замечал в твоём голосе этих интонаций? — немедленно реагирует Хищник.
— Я старалась их контролировать. Расскажи-и.