Поликарбидная логика (СИ)

— Мне приснилось, — бормочу, — мне приснилось, что я упала в Вихрь Времени. И столкнулась там с Хроносом. Он превратился в Белого Кролика и пил твой отвратительный чай. И ещё с кем-то там встречалась, только не помню, с кем. Мне очень, очень-очень надо было выжить, поэтому я слилась с Вихрем, впустив его в себя. И после этого вообразила себя существом, которому под силу создать идеальную звезду. Глупо и нерационально, да? Будто бы я стравила избыток артронной энергии в пыль, оставшуюся после Большого Взрыва, и из этого получилась звезда, большая-пребольшая голубая звезда. Вот только остатки энергии почему-то не смогла отдать, и там, в самом ядре, не закрылся темпоральный рифт. И вместо идеальной звезды, тщательно выверенной по парадигме Скасиса, получилась какая-то хрень…

— Замечательное уставное слово «хрень», — улыбается он, но совсем без иронии, беззлобно, даже ласково.

— Я могу перейти на формальную речь, — предлагаю в ответ чуть обиженно и получаю в ответ горячее отрицание. — Где мы сейчас?

Он улыбается чуть шире, блеснув ровными зубами:

— На заре Вселенной. Переместились на пятнадцать тысяч лет вперёд от того момента, где я тебя подобрал, и на световой час в сторонку от звезды имени бешеного далека, а то ТАРДИС могла не выдержать давления и температуры в её ядре. Сейчас высчитываю координаты, что это вообще за светило такое ты засветила… — и добавляет, делая вид, что не замечает моего лица: — Глюкозу дать?

— Лучше просто воду. Минеральную, — выдавливаю в ответ.

Что, это был не сон и не укуренные галлюцинации? Так, сейчас ты, девушка, будешь пить минералку и поступательно восстанавливать всё, что с тобой произошло там, в Вихре.

Глотая прохладную колючую шипучку, притащенную Доктором, я стараюсь вспомнить, что же было. Расцепившиеся руки, падение из ТАРДИС — помню. Хроноса помню. Кажется, я даже что-то из-под него выбила… Ах, да! Он починил нам солнце, или сказал, что починил; пока не вернусь, правду не узнаю. Потом… Потом начались абсурдные галлюцинации, видимо, под влиянием табака. Смутно вспоминаю какие-то ассоциации с популярной земной сказкой Кэррола — Белый Кролик, гигантский чайник Сони и её файф-о-клок, на который пригласили Венди Дарлинг… Я там поняла что-то важное, очень важное. Но оно забылось. Возможно, это вообще были глюки, вызванные высокой концентрацией никотина, и мне только кажется, что я что-то поняла. Так ведь тоже бывает.

А звезда… Да, смутно, очень смутно я помню, что у меня не было другого выхода, что мне надо было слиться с Вихрем, чтобы выжить. Все математические расчёты даже застряли в мозгу; та-а-ак, я набрала несколько тысяч атто-омег? Ничего себе… Удивительно не то, что я смогла с их помощью запалить светило, а то, что я не сдохла раньше, ещё в Вихре.

— Знаешь, Доктор… Ты ведь можешь гордиться собой, — говорю, выдавливая горькую улыбку. — Ты опять спас мир от гениального плана далеков.

Он вопросительно приподнимает брови, но я так устала рассказывать, что не нахожу сил продолжать. Закрываю глаза и разжимаю пальцы, чувствуя, как в последний момент у меня подхватывают падающую бутылку. Всё, сил нет.

В редкие моменты просветления между провалами в темноту я помню мягкий медно-зеленоватый свет, словно сквозь толщу воды льются солнечные лучи, и Доктора, то приносящего мне грелку, то поправляющего подушку, то просто молча сидящего рядом. В очередной раз я сделала о нём скоропалительные и в корне неверные выводы, но это просто от того, что я его совершенно не понимаю и, наверное, никогда не пойму. Он живёт по своей собственной логике и своим собственным законам, мало сообразующимся и с нашими, и с галлифрейскими. Пожалуй, наиболее близкая формула, к которой я могу подвести его поведение, это «ценить то, что на глазах, и забить на всё, чего не видишь, потому что рано или поздно там тоже окажешься и тоже заценишь». Но попытка в очередной раз врубиться в то, как работает мозг моего врага, отнимает так много сил, так много сил… Поставить себе галочку — никогда больше не превышать табельную дозу, даже в критических ситуациях!

В четвёртое или пятое пробуждение, пока Доктор пытается взбить у меня под головой подушку, с трудом вспоминаю про пачку папирос. Хочешь, не хочешь, а надо принять окончательное и радикальное решение на её счёт:

— В кармане плаща… Табак… Уничтожь… Эту дрянь…

Прохладные пальцы соскальзывают мимо щеки, и я слышу удаляющиеся шаги и шуршание ткани. Внутри всё переворачивается от протеста, ладонь встаёт наизготовку к удару молнии — наверное, я неосознанно сопротивляюсь, не желая отдавать наркотик. Гигантским усилием воли заставляю себя положить руку обратно, потому что если пачка останется у меня, я опять сорвусь. А мне не хочется на чистку лёгких. Всё это отнимает остаток сил, и я вновь проваливаюсь в темноту, в мучительный бесформенный бред, ползающий по мозгам холодной головной болью.

Когда же это кончится?

Когда-нибудь кончится.