Третьим принципом конституционного конструирования (наряду с коммунитарным и национальным) следует признать советский. Советский принцип получил в Комиссии три различных схематических трактовки административного устройства: 1) советы как выражение структуры и взаимодействия общественно-профессиональных организаций и политических партий[536]
или профсоюзов (в «Статьях проекта Конституции» Ренгартена)[537]; 2) система государственных институтов представительной демократии трудящихся, имеющая определенное сходство с дореволюционными земскими учреждениями (проект члена коллегии Наркомюста А. Шрейдера и его подкомиссии – «Учреждении Советов»[538]) и 3) предельно иерархиизированная пирамида органов, делегирующих свои полномочия снизу вверх, главной функцией которых становится проведение решений центральных политических институтов власти на местах («Схема Конституции» Щепанского[539] и проект Лациса – Бердникова «О российских советах»[540]). Компромиссная позиция отражена в альтернативном проекте Конституции РСФСР, разработанном в коллегии Наркомюста под редакцией М. А. Рейснера и А. Г. Гойхбарга, авторы которого стремились совместить единую централизованную систему советских институтов с установлением жестких конституционных рамок их деятельности и расширением прерогатив местных советов[541]. Отказ Комиссии от коммунитарного принципа построения советов не привел к принятию их трактовки как представительных учреждений (отвергнутой как «мелкобуржуазная») и фактически означал установку на выстраивание советской власти, облегчающей манипулирование ею из центра. Федеративный компонент системы, при его формальном признании, оказался последовательно элиминирован в структурной или финансовой автономии советов. В направленном Ленину проекте формирования общегосударственного бюджета – «росписи государственных доходов и расходов» и структуре налогообложения о федерализме не сказано ни слова, а решение соответствующих вопросов отнесено всецело к компетенции Всероссийского съезда совдепов и ЦИК[542].Советы – спонтанно возникшие революционные институты, выражавшие традиционалистские (восходящие к родовому быту), аграрно-коллективистские и уравнительно-распределительные представления крестьянства, не были полноценными органами власти (и не рассматривались в качестве таковых большинством партий), что не помешало большевикам эффективно использовать их в целях массовой мобилизации и захвата власти. Декларативно провозгласив их органами власти (в качестве антитезы Учредительному собранию) и закрепив этот постулат в решениях II и III съездов Советов, большевики в ходе разработки конституции столкнулись с трудностью их юридического оформления. Неопределенность советского принципа констатировал Стеклов: «каковы в деталях взаимные отношения этих органов и организаций друг к другу, каковы, в частности отношения местных властей к центральным, как должно понимать практическое осуществление федеративного устройства республики и какой принцип надлежит класть в его основание, как должна или не должна проводиться группировка отдельных советов в более широкие единицы (например, в области) и т. д., и т. п. – все эти вопросы до сих пор разрешались в отдельных местах по отдельным поводам в зависимости от условий времени и места, причем зачастую решение их не определялось ясно сознанными или планомерно проводимыми принципами». Выяснилось, что советский строй «представляет настолько оригинальное явление во всемирной истории», что «подходить к нему с определенными мерками, заимствованными из теории и практики традиционного государственного права, совершенно не приходится». Предоставив осмысление этой «творческой работы» теории государственного права будущего, разработчики конституции согласились, что «она будет принята во внимание комиссией при выработке ее проекта, преследующего главным образом непосредственно практические цели»[543]
.