Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Общий баланс в решении проблемы федерализма определялся, как и в случае со структурой высших органов власти, стремлением сохранить идеологические стереотипы при одновременной жесткой фиксации неподвижной и бюрократизированной структуры управления. Именно поэтому Сталин выступил за сохранение в Конституции номинальной нормы о праве выхода республик из Союза (как идеологической декларации его добровольности), но одновременно настаивал (для сохранения незыблемости всей конструкции) на конституционном закреплении существующего административно-территориального деления, включая перечисление всех краев и областей, причем не допускал возможности изменения их статуса в будущем (например, перевода автономных республик в разряд союзных)[1132].

Это, разумеется, нисколько не помешало последующему развитию централизаторских тенденций. Уже в 1938 г. в Конституцию были внесены поправки (к ст. 49), связанные в основном с образованием новых краев в СССР, областей в республиках, созданием новых наркоматов и должностей, связанных с введением на всей или части территории СССР военного положения «в интересах обороны СССР или обеспечения общественного порядка и государственной безопасности»[1133], а позднее (1947) комиссией А. Вышинского были разработаны конституционные изменения, направленные на существенное расширение компетенции Союза[1134]. Параллельно шел процесс унификации конституций союзных республик: в 1939–1940 гг. он был направлен на выявление малейших фразеологических отступлений от союзной конституции, которые могли оказаться политически значимыми. Констатировалось следующее принципиальное противоречие: если ст. 17 Конституции СССР трактует, что «за каждой союзной республикой сохраняется право свободного выхода из СССР», то «в ст. 15 Конституции РСФСР и в ст. 14 Конституции УССР выпущено из текста слово “свободного”»[1135]. Позднее с тех же позиций был осуществлен пересмотр конституций Украины (1947)[1136] и РСФСР (1948–1949)[1137]. Это означает, что формальная жесткость советской Конституции 1936 г. в вопросах федерализма легко преодолевалась в интересах унификации, текущей (чрезвычайной) политической и административной целесообразности.

Номинальная природа советского федерализма не могла препятствовать тенденциям к унитаризму, а последние предполагали унификацию административно-территориального деления. Схема советских федеративных принципов противоречиво сочетала сформировавшуюся ранее концепцию непосредственной демократии с жестко централизованной вертикалью исполнительной власти, способной манипулировать декоративными советскими институтами в целях массовой мобилизации и легитимации предельно централизованного режима.

Модель сконструированной Сталиным политической системы можно определить как однопартийную деспотию, отношения общества и государства в которой основаны на делегировании полномочий снизу вверх и распределении ответственности сверху вниз. Структура центральных институтов власти, определявшаяся как «советский парламентаризм» во главе с «коллективным президентом» (Президиумом ВС СССР), является его противоположностью, исключая социальный контроль и политическую конкуренцию. Соотношение централизаторских и децентрализаторских тенденций в рамках советского «федерализма» определялось текущими потребностями управления, а судебная власть полностью контролировалась прокуратурой и тайной полицией. Мозговой центр этой системы – вождь и партийная элита – сознательно выведены из сферы конституционно-правового контроля, что дает им ряд важных преимуществ – абсолютность власти (никак не ограниченной юридически), полноты информированности (исключенной для большинства населения), свободы действий как в правовом пространстве, так и внеправовом, включая неограниченное применение насилия против реальных и подразумеваемых оппонентов режима.

6. «Разделение властей»: бикамерализм, «коллективный президент» и правительство