Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Три основных вопроса стали предметом дискуссии в Комиссии: во-первых, порядок формирования судов – осуществляется оно советами депутатов или «народные суды избираются непосредственно населением»; во-вторых, как производятся аресты – непосредственно по постановлению суда и с санкции прокурора, либо с учетом истечения определенного срока, в ходе которого должны быть представлены в суд доказательства необходимости содержания арестованного под стражей, либо последний должен быть освобожден»[1157]; наконец, главный принципиальный вопрос – как должны быть разделены функции суда и прокуратуры. Редакционная группа в своем черновом наброске устанавливала, что Прокурор СССР назначается Верховным Советом СССР. На него предполагалось возложить обязанность привлекать к ответственности всех должностных лиц и граждан, нарушающих закон. «Вариант, одобренный Сталиным, содержал более общее определение Прокурора, возлагая на него высший надзор за точным исполнением законов народными комиссариатами и подведомственными им учреждениями, равно как отдельными должностными лицами и вообще гражданами»[1158]. Позиция Сталина – поставить прокуратуру над судами (так же как Президиум над Верховным Советом) – восторжествовала, определив всю логику советской судебной системы. Эта позиция доводила до логического конца начавшийся ранее процесс ограничения надзорных функций Верховного суда СССР и передачу их Прокуратуре. Ключевая фаза этого процесса – создание Прокуратуры СССР в 1933 г., с последующим расширением ее надзорных функций[1159]. Именно в 1935 г. Вышинский стал Прокурором СССР, сменив на этой должности И. А. Акулова – одного из инициаторов сталинских репрессий.

8. Доктринальный поворот: концепция «социалистического правопорядка» и советское правосудие

Доктринальный поворот выражался в новой концепции соотношения права и целесообразности, выдвинутой с принятием Конституции 1936 г. Если в эпоху формирования советского режима право вообще отвергалось в пользу так называемого «революционного правосознания», то в дальнейшем, с упрочением советской государственности, возобладала концепция «революционной законности», предложившая особую «классовую» теорию права. Ее основное противоречие, как было показано ранее, заключалось в сохранении имманентной конфликтности права и политической целесообразности. Решение проблемы было найдено в концепции «социалистической законности», отождествившей право и целесообразность. Противопоставление «социалистического правосознания» закону, а закона – целесообразности объявлялось неверным, а адепты этой теории – врагами народа. «Социалистическое правосознание, – писал А. Вышинский, – это ключ к пониманию законов, к практическому применению этих законов, к пониманию общественно-политической обстановки, в которой совершено преступление, с одной стороны, и с другой стороны, к пониманию того, какая должна быть дана оценка этого преступления»[1160]. Законность и целесообразность в этой трактовке – тождественные понятия: революционная целесообразность лежит в основе советских законов, а последние есть ее юридическое выражение. Таким образом источником социалистической законности и целесообразности является диктатура пролетариата, их противопоставление неуместно, а попытки его внедрения на практике есть акт вредительства, направленный на «ослабление мощи советской власти»[1161].

Суть концепции «социалистического правопорядка» состояла в формальном восстановлении законности, но, одновременно, полном выхолащивании содержания этого понятия, открывавшем путь террору. Пересмотр предшествующих доктрин, опиравшихся на психологическую и институциональную правовые теории, начался уже в конце 1920-х годов. Вскоре «дюгизм» был объявлен идеологией «юридического сменовеховства» и «устряловщиной в праве»[1162], а психологическая теория права определена как «реакционное, антиреволюционное течение, провозглашающее возврат к отжившим принципам идеологии либеральной буржуазии»[1163]. Ее предшествующие адепты, типа Рейснера, квалифицировались как антимарксисты, выдвинувшие «систему мыслей, которая, своеобразно преломляясь через академический формализм, приводит к оппортунизму чистейшей воды»[1164]. Вслед за Г. Кельзеном и М. Вебером прокламировалась отмена морали как вечной категории и ее интерпретация как категории исторической, но в отличие от указанных мыслителей в качестве основополагающего выдвигался «классовый, строго материалистический, революционно-диалектический подход к вопросам теории права»[1165]. Следствием становилась идея о классовом праве как переходе к постепенной отмене права вообще, заменявшегося «социалистическим правосознанием».