Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Данный подход требовал переосмысления бикамерализма в его специфической советской трактовке. Существование особой палаты Верховного Совета – Совета национальностей – ставилось под сомнение по принципиальным и техническим причинам. Во-первых, потому что представительство национальностей в этой палате не является пропорциональным и не может им быть в силу асимметричного характера федерализма (существования наряду с республиками национальных автономий); во-вторых, потому, что многие малые народы («инородцы») вообще не представлены, а в случае обеспечения такого представительства «палата станет слишком громоздкой». «Одно из двух – или Верховный Совет должен состоять из одной палаты – Совета Союза, а Совет Национальностей, в котором откровенно говоря нет никакой нужды, вовсе не должен существовать, или, наконец, установить точно такой же порядок выделения депутатов в Совет Национальностей, какой наличен для избрания в Совет Союза». Принцип сецессии (ст. 17 проекта Конституции, о сохранении права за каждой союзной республикой свободного выхода из состава СССР) нельзя помещать в Основном законе государства. Этой статье «надо дать более точное определение и юридически обоснованное толкование или, что еще лучше, совершенно ее упразднить, дабы она не будоражила горячие головы, не вызывала шовинистических настроений и не зажигала бы самостийных движений»[1317]. С этим подходом коррелирует ряд предложений об объявлении русского языка общегосударственным языком.

Предложения по сворачиванию федерализма, представленные в записке М. Иванина (Стамбул) от 30 октября 1936 г., мотивировались деструктивными тенденциями национального сепаратизма, идеологи которого, по мнению автора, могут использовать конституционное право сецессии для отстаивания собственной государственности: «Здесь, – комментирует он, – будет уместно кстати заметить, 17 ст. проекта Конституции уже успела вскружить буйные головы деятелей и членов самостийных эмигрантских организаций: грузин, азербайджанцев, северокавказских горцев, крымо-казанских татар и проч. правоверных исламистов. Все эти многочисленные организации малых народностей, содержащиеся, главным образом, на средства польской казны, начали было совсем хиреть и, в предвидении своего конца грязнить и грызть друг друга. Сейчас, в связи со ст. 17 проекта Конституции, повсюду заметно оживление их деятельности и сплоченности. Кроме того, такое же повышенное настроение и усилившаяся подвижность наблюдается у щирых, разных цветов и оттенков, украинцев»[1318].

Можно предположить, что такого рода аргументы, выражавшие настроения эмигрантской прессы, были вполне созвучны убеждениям Сталина, сложившимся еще в ходе разработки Конституции РСФСР 1918 г. и СССР 1924 г., когда он рассматривал федерализм как инструмент перехода к унитарному государству и предпочитал этому понятию автономизацию. Но окончательное решение было сделано в пользу советской легитимности: «Исключить из Конституции статью о праве свободного выхода из СССР, – резюмировал Сталин, – значит нарушить добровольный характер этого союза. Можем ли мы пойти на этот шаг? Я думаю, что мы не можем и не должны идти на этот шаг»[1319].

Решение поставленной проблемы в рамках советской легитимности, как известно, было найдено не в отказе от идеи национального представительства и права сецессии, но состояло в превращении федерализма в номинальный институт. Это открывало путь унитаристским тенденциям без их формального конституционного закрепления. В перспективе выяснилась, однако, обоснованность представленных критиками аргументов.

5. «Советский парламентаризм» – поворотный пункт в политической реформе

Принято считать, что понятие «советского парламентаризма» было сконструировано сталинской пропагандой для обмана Запада и, действительно, в известной степени с успехом реализовало эту задачу. Однако оно представляло определенный смысл и для внутриполитического пиара.