Особый круг обсуждавшихся вопросов – судебная власть, прокуратура, карательная система и принципы ее функционирования. Помимо официальной риторики об укреплении классового правосудия выдвинут ряд конкретных предложений. Данные предложения, едва ли соответствующие современным представлениям о независимости судебной власти, выражают тем не менее стремление их авторов поставить процедуру следствия, вынесения судебных приговоров и их исполнения под определенный социальный контроль. Предлагалось в коммунистическом духе ввести избрание всеобщим, прямым равным и тайным голосованием всех судей и прокуроров. Временное задержание осуществлять на срок, «не больший, чем это необходимо» (три часа в городе и 24 в сельской местности)[1326]
. Рекомендовалось (дополнением к ст. 109 Проекта) закрепить избрание и отчетность судей: «избранные народные судьи обязаны отчитываться перед народом»[1327]. Поступили предложения о суде и прокуратуре, включавшие идею обеспечить «участие защиты на предварительном следствии», что «несомненно снизит процент возможного брака в работе советского суда», в частности при «защите прав национальных меньшинств». Это предложение, впрочем, поступило от заинтересованной стороны – главы Коллегии защитников г. Москвы И. Г. Брауде, действовавшего позднее в ходе постановочных политических процессов (Второй московский процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» 23–30 января 1937 г.)[1328]. Наконец, некоторые участники обсуждения верили в возможность использовать сам факт его проведения для гуманизации репрессивной системы. Об этом свидетельствуют предложения «в честь великого события – принятия Конституции 8-м съездом Советов ССР» – провести амнистию: лиц, приговоренных судом к лишению свободы от одного до 10 лет, отбывших часть наказания, амнистировать, «освободить их из-под ареста и предоставить им полное право, возможности гражданина»[1329].В условиях подготовки и начала массового террора характерны предложения по ограничению прав карательных органов на арест и введению этой процедуры в какие-то правовые рамки. «Гражданам СССР, – размышлял один из авторов, – обеспечена неприкосновенность личности. Никто не может быть подвергнут аресту (в т. ч. и дисциплинарному) иначе как по постановлению суда или с санкции прокурора», причем «должностные лица органов НКВД и милиции отвечают перед судом за необоснованный арест граждан СССР, как за должностное преступление». Поэтому должны быть конституционно обеспечены такие ценности как «неприкосновенность жилища и имущества граждан СССР, проведение обысков только с санкции прокурора или постановления суда»[1330]
. В ряде предложений (к ст. 127 Проекта) чувствуется реакция на повседневный советский опыт: «При аресте обвинение должно быть предъявлено в течение 24 часов, не позже чем через 72 ч. В противном случае – арестованный должен быть немедленно освобожден»[1331].В сакраментальном вопросе о том, какая инстанция должна давать санкцию на арест – суд, прокуратура или другие органы власти – не прослеживается единства. С одной стороны, допускается «предоставление права органам власти производить задержание лиц, совершивших преступление (убийство, кражи, хулиганство) с последующим уведомлением прокурора», говорится об ответственности народного судьи, должностных лиц органов НКВД и милиции за необоснованный арест граждан СССР, как за должностное преступление[1332]
. С другой стороны, подчеркивается недопустимость арестов граждан без санкции прокурора, в которой усматривалась защита от произвола власти. Эту идею впоследствии использовал прокурор А. Вышинский, поставивший выдачу подобных санкций на поток. Принципиальное значение имеет сам факт появления предложений об отмене смертной казни или ограничении сферы ее применения: смертная казнь традиционно отвергалась русской либеральной общественностью[1333]. Ее восстановление в ходе революции и большевистского террора рассматривалось как выражение беззакония и произвола. Нет поэтому ничего удивительного в том, что ряд участников обсуждения сочли возможным выступить по этой теме в условиях сталинского террора: «Смертная казнь в СССР считается запрещенной. Смертные приговоры и расстрелы по закону разрешаются только в военной (боевой) обстановке и для особо тяжелых преступников, уличенных в кровавых злодеяниях»[1334].