Самостоятельный блок предложений касается реформы избирательной системы, надежды на демократизацию которой связывались, по-видимому, с возможной либерализацией режима. Одним из приоритетных требований стала альтернативность выборов. «Статьей Конституции, – полагали граждане, – должно быть запрещено навязывание народу номенклатурных кандидатов при выборах депутатов во все Советы и общественные организации, ибо хорошего, честного коммуниста трудящиеся сами выдвинут и изберут». Принцип выборности предлагалось распространить и на главу государства, которым виделся «президент, избираемый народом путем тайного голосования сроком на четыре года»[1642]
. Существующая безальтернативная система выборов подвергалась резкой критике. Отсутствие альтернативных кандидатов в бюллетенях ведет к бюрократизации – «позволяет растить советских аристократов». Граждане «не заходят в кабины для тайного голосования не только потому, что доверяют Советской власти», но и потому, что «лишены возможности непосредственно сами выбрать лучшего из лучших, а лишь подтверждают занесенную в бюллетень кандидатуру»[1643]. При отсутствии «свободной агитации как “за”, так и “против” любого из выдвигаемых кандидатов любым коллективом, обществом, собранием или отдельными лицами через органы печати, на предвыборных собраниях и митингах» существующая избирательная система определялась как «подтвердительство кандидатов, комедия голосования»[1644]. «Выборы кого бы то ни было предполагают наличие нескольких человек, по крайней мере, двух, чтобы можно было сравнить одного с другим, отдать предпочтение одному перед другим. Если же налицо один человек, с кем же мне сравнивать его, кому предпочесть его? Ясное дело, что такие выборы – не выборы, а навязывание»[1645]. Критики настаивали на том, что «право выдвижения различных кандидатов в депутаты юридически должно быть предусмотрено в Конституции»[1646], при выборах в местные советы следует выдвигать «не одного, а двух-трех кандидатов на каждое место». В ряде случаев проблема альтернативных выборов увязывалась с отказом от бикамерализма или изменением формы правления[1647].Острый вопрос соотношения Советов и партии спорадически возникал как в серьезных, так и в полуиронических рекомендациях по их объединению. Предложение «объединить советские органы с партийными органами» во имя «ускоренного построения коммунизма», фактически подрывавшее легитимирующую основу системы, аргументировалось идеей «обеспечения единства руководства» и одновременно «экономии государственных средств, расходуемых на содержание аппарата»[1648]
. Критика номенклатуры широкими массами носила очень наивный характер и апеллировала то к мифическому «кодексу коммунистической морали», то к введению «присяги на честность» для должностных лиц, причем ее нарушение должно вести к уголовному преследованию чиновника, которого «постигнет суровая кара советского закона, как жулика и проходимца»[1649]. Судя по всему, простые люди в этот период еще верили в мифологию коммунизма и даже выдвигали идеи внесения коммунизма в название государства и его герб, связывая с ее реализацией защиту своих прав. «Дайте, – восклицал один из них, – народу теперь, когда уже давно построили социализм, побольше прав на его же собственные функции, и он в сто раз быстрей построит коммунизм»[1650].Конституционный проект 1964 г., призванный осуществить социальную мобилизацию вокруг идеи коммунизма, отставал от потребностей населения, а его обсуждение выявило не только привычную апатию и политическую примитивность массы, но и рост отчуждения мыслящей части общества от власти. В целом общественное мнение еще не высвободилось из жестких рамок партийной ортодоксии, но позволяло себе критику отдельных наиболее одиозных ее проявлений – критику, которая, превратившись затем в полноводный поток, смела эту систему.
8. Формы политического контроля и социальной мобилизации: выборы, самоуправление, институты непосредственной демократии