Проектировалось введение избирательной системы, построенной «на сочетании прямых выборов (при нескольких кандидатах) в низовые Советы (сельские, поселковые, городские без районного деления, районные в городах) и многоступенчатых выборов в вышестоящие Советы». Легитимация этой реформы носила идеологически ретроспективный характер, апеллируя к восстановлению так называемых «ленинских норм»: «Все вышестоящие Советы (начиная с областного и краевого) предлагается избрать от нижестоящих Советов с использованием лучших сторон многоступенчатой избирательной системы, существовавшей до принятия Конституции СССР 1936 г.», что позволит восстановить «единую республику Советов», существовавшую будто бы при Ленине[1812]
. Данные предложения, однако, плохо вписывались в декларативную формулу советских конституций об осуществлении выборов «на основе всеобщего, равного, прямого избирательного права при тайном голосовании». В ряде конституционных проектов поэтому предлагались различные паллиативы в виде, например, следующего: «При подаче голоса избиратель выражает в избирательном бюллетене свое отношение к каждому из включенных в бюллетень кандидатов, вычеркивая одно из двух решений: “согласен”, “не согласен”»[1813]. В целом речь шла о введении непрямых многоступенчатых выборов, отдаленно напоминавших «куриальную» избирательную систему в дореволюционную Государственную думу, которую большевики в свое время определяли как бонапартизм. Однако в условиях советского номинального конституционализма ее введение было бы несомненным шагом вперед, демонстрируя элементы реального состязательного избрания депутатов.Все эти предложения, разумеется, не нашли никакого отражения в итоговом тексте Конституции 1977 г. Не нашли отражения в ней и высказывавшиеся ранее (в период «оттепели») предложения по расширению непосредственной демократии – введению референдумов. Это, полагали критики нововведения, может создать впечатление, что «референдум – это обычная форма реализации народом государственной власти (помимо Советов). В СССР, как известно, референдум как всенародное голосование никогда не проводился, и введение такой практики не вызывается потребностями жизни»[1814]
. Были отвергнуты и идеи по расширению социального контроля: «Предлагалось, – отмечал Бовин, – дополнить ст. 93 следующим положением: “Советы народных депутатов и создаваемые ими органы систематически информируют население о принятых ими решениях”. Мы поддержали. Вот она – гласность! Но не всем гласность нравится…»[1815] На практике набирала обороты бюрократизация как центральных, так и региональных (краевых и областных) советов, парадоксальным образом объяснявшаяся их перегруженностью «при подготовке проекта новой Конституции». Ее выражением стало санкционированное правительством расширение роли президиумов, создание их исполкомов (для решения вопросов «оперативно-распорядительного характера»)[1816] и выстраивание жесткой иерархии их председателей, замов и секретарей.В рамках концепции «единства общественной и государственной форм народовластия» советские юристы обосновывали тезис об «общей государственной воле советского народа, выраженной в законодательстве»[1817]
, трансформации воли народа в государственную волю, а последней – в волю коммунистической партии[1818].5. Структура политической системы: советы и партия в государственном управлении