Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Сама формулировка проблемы конституционализации партии осознавалась разработчиками как поворотный пункт в развитии советского номинального конституционализма. «Вопрос о форме конституционного закрепления руководящей роли КПСС в нашем государстве в рамках внесенных изменений и поправок в действующую Конституцию, – констатировали разработчики, – является весьма сложным». Данная статья, наряду с другими декларативными положениями (о задачах внешнеполитической деятельности), вызывала сомнение, поскольку ее нормы «имеют программный характер и вряд ли нуждаются в юридическом закреплении». Если переместить КПСС в гл. 1, то что делать с другими элементами политической системы и общественными организациями? Кроме того, данная статья «по существу законодательно закрепляет положение Устава партии, что ничем не оправдано с точки зрения соотношения норм партийных и государственных»[1894]. Конституционализация КПСС, констатировали они, «придаст всему документу иное качество, превращая его по существу в новую Конституцию», а потому «настоящая проблема едва ли может быть решена в рамках действующей Конституции»[1895].

Вопреки распространенным представлениям принцип руководящей роли партии не сразу стал очевидным приоритетом разработчиков. Против конституционализации КПСС выдвигались, во-первых, весомые теоретические аргументы: «не все общественные отношения могут быть предметом юридического регулирования, принятием закона, каковым безусловно является Конституция», а «попытка “засунуть” едва ли не все политические отношения в правовую форму является, мягко говоря, недоразумением». Во-вторых, политические аргументы: руководящая роль КПСС «сложилась объективно и составляет непременный социально-исторический факт нашей действительности, нашей демократии, она не зависит от государственного регулирования», а введение положений о партиях в конституциях других социалистических и развивающихся стран – вело к огосударствлению правящих партий и утрате ими моральных рычагов воздействия. В-третьих, исторические аргументы: руководящая роль КПСС есть не право, а «исторический факт». Этот факт не может регулироваться юридически: партия пришла к власти с разрушением права (в результате революции), ее роль может изменяться вне права, а все предшествующие попытки регулировать эту роль были неудачны. Подозрительным объявлялся отказ нового проекта от этих начал преемственности в решении вопросов соотношения советов и партии: «Дело не только в том, что он стыдливо, лишь в преамбуле, упоминает о диктатуре пролетариата, что он отказывается от освещенных временем многих формулировок Конституции, прочно вошедших в политическую жизнь народа. Вводя в закон некоторые новые понятия, проект как бы берет под сомнение политические формы, в которых десятилетиями протекала эта жизнь»[1896]. Данная логика приводила к негативному выводу: «Возникает вопрос о том, следует ли вообще в Основном законе закреплять политическую систему организации общества, придавать ей юридический, т. е. государственно-обязательный характер? Надо ли “огосударствлять” отношения между общественными организациями, закреплять в порядке государственного регулирования положение КПСС, профсоюзов, ВЛКСМ, других общественных организаций? Думается, что данные общественные отношения не должны регулироваться юридически»[1897]. Консерваторы выступали за сохранение в неизменном виде соответствующих положений Конституции 1936 г. и предлагали отложить вопрос о конституционализации партии на неопределенное время: «мы ведь не собираемся определять дату превращения СССР в общенародное государство, конкретный момент, когда государство диктатуры пролетариата исчерпало свои задачи»[1898].

Аргументы в пользу конституционализации КПСС определялись общими доктринальными установками о переходе к «общенародному государству»; стремлением сохранить однопартийный режим и преодолеть юридическую неопределенность положения партии, которая в новой ситуации начинала рассматриваться как основной недостаток сталинской Конституции[1899]. Чрезвычайно общая формула о партии как разновидности общественных организаций (ст. 126 Конституции 1936 г.) воспринималась как угроза стабильности политической системы в условиях растущей оппозиции. Эта статья, подчеркивал один из разработчиков (П. Гуреев), «может быть использована отдельными враждебными элементами для обоснования их права создавать любые партии и общественные организации». Он предлагал поэтому новую интерпретацию смысла ст. 126, которая «является правовой основой существования в СССР только одной партии» и «не допускает объединения граждан в какие-либо иные партии, кроме коммунистической»[1900]. Доминирующий мотив конституционализации КПСС был, следовательно, охранительным.