Окончательная формула, закрепленная в ст. 6 Конституции 1977 г., отразив результаты этих дискуссий, давала компромиссное решение проблемы. Она, во-первых, ставила КПСС в центр политической системы, передвигая место соответствующей статьи с периферийного на основополагающее – включением ее в первый раздел об основах общественного строя и политики СССР; во-вторых, включала квазиправовое определение партии – давала его не в четких юридических, но скорее метафизических и политических понятиях – как «руководящую и направляющую силу советского общества, ядро его политической системы, государственных и общественных организаций». В-третьих, подчеркивала монополию партии на политическую власть и неоспоримость ее господства: она выступает в качестве выразителя воли всего народа, а не отдельных групп – в качестве «ядра», но не «авангарда», как это предполагалось закрепить ранее. Все государственные институты, следовательно, выступают как эманация этой неограниченной политической воли. В-четвертых, давала обоснование этих претензий на власть, легитимация которых заставляет вспомнить теологические (идеократические) формулы прошлого, поскольку носит скорее сакральный, нежели рациональный характер (марксистско-ленинское учение), но не исторический характер (в силу нелегитимного прихода к власти). Легитимирующая формула включала функциональные аргументы, фактически отождествляющие задачи государства и партии, которая «определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа», и целеполагающие аргументы, в соответствии с которыми партия «придает планомерный, научно-организованный характер его борьбе за победу коммунизма». В-пятых, эта формула избегает постановки вопроса о конституционности действий партии: признавая в общей форме, что партия «существует для народа и служит народу», она не допускает постановку вопроса о конституционной ответственности для партии в целом, но только для отдельных партийных организаций, которые «действуют в рамках Конституции СССР»[1908]
.Несмотря на одиозность ст. 6, интерпретируемой обычно как реакционный ответ бюрократии на кризис советской политической системы, ее значение выходит за рамки этой однозначной оценки. Значение формулы о партии проясняется при сопоставлении с предшествующими и последующими формулами верховной власти в истории России. В досоветской истории аналогом выступает концепция самодержавной власти, представленная в Своде законов Российской империи на завершающем этапе ее существования[1909]
. Императору принадлежит «верховная самодержавная власть», не поддающаяся какому-либо юридическому определению и контролю; ее легитимация имеет теократический характер – «повиноваться власти его, не только за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает». Самодержец осуществляет законодательную власть и власть управления «во всем ее объеме» либо непосредственно (верховное управление), либо делегируя ее на нижестоящий уровень – «подлежащим местам и лицам, действующим его именем и по его повелениям». Различие двух формул заключается в том, что российский император, в отличие от КПСС, по Основным законам 1906 г. вынужден был делить законодательную власть с Государственным Советом и Государственной думой, в то время как партия – нет. Трансформация однопартийной диктатуры, связанная с отменой 6-й статьи Конституции 1977 г. внеочередным Третьим съездом народных депутатов (1990), привела к созданию поста Президента СССР, которым был избран М. Горбачев, сохранивший по решению Съезда на переходный период также пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Прерогативы Президента СССР по определению основных направлений внутренней и внешней политики, его полномочия в области законодательной и исполнительной власти, использования указного права, а также введения военного и чрезвычайного положения оказались близки к монархическим. В современной российской Конституции сходные атрибуты власти представлены институтом Президента РФ, выступающим не только главой государства, но и «гарантом Конституции РФ, прав и свобод человека и гражданина» (ст. 80). Его властные прерогативы, охватывающие определение основных направлений внутренней и внешней политики, простирающиеся далеко за жесткие рамки разделения властей, оказались настолько обширны, что позволяют определить данную систему как «латентную монархию» и «режим личной власти»[1910]. Это позволяет реконструировать историческую преемственность таких форм правления как дуалистическая монархия, однопартийная диктатура и президентская республика, общим элементом которых является тенденция к мнимому конституционализму.11. Принятие Основного закона «развитого социализма»: сценарий, распределение ролей и исполнители