Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Теперь о вине В.В. Парина. Он, конечно, не был шпионом, его подставили, представив шпионом. При всем этом его вина в деле «КР» очевидна. Зарубин его недвусмысленно предупредил, что передавать материалы нельзя. И, как увидим в следующем абзаце, объяснил, почему этого нельзя делать. Тем не менее В.В. Парин не послушался.

Уже упоминавшиеся мной работники аппарата ЦК ВКП(б) А.С. Павленко и Б.Д. Петров в записке на имя А.А. Жданов от 29 ноября 1946 г. сообщили следующее (цит. по: Есаков, Левина, 2005 с. 74): «Перед отъездом в США секретарь Академии медицинских наук т. Парин был в Министерстве иностранных дел у т. Зарубина который предупредил его, что американцы, как надо ожидать, будут интересоваться препаратом Клюевой, Роскина и способом его изготовления. Он подчеркнул, что ни он [т.е. Парин], ни другие наши врачи никакой информации об этом препарате, хотя бы в устной форме, не должны давать американцам. На это т. Парин заявил, что вопрос о препарате Клюевой-Роскина решен Министерством здравоохранения и что он имеет согласие Т. Митерева передать американцам препарат и описание технологии его изготовления. Тов. Зарубиным было указано, т. Парину, что Министерство здравоохранения не может само решать этот вопрос. На передачу препарата и его технологии т. Митереву необходимо получить разрешение у соответствующих органов. Как выяснилось в дальнейшем, Министерство здравоохранения игнорировало высказанное мнение по данному вопросу и разрешило т. Парину вывезти из СССР рукопись книги и препарат, что оно не имело право делать» (выделено нами).

Что должны подумать те, кто занимался делом В.В. Парина. Ему четко было сказано, что его министерство не может самостоятельно решать такие вопросы и за разрешением должно обратиться в уполномоченные на то органы. В.В. Парин утверждал, что он получил (устное) разрешение от Г. А. Митерева. Но тот, естественно, отказался от того, что он что-то разрешал В.В. Парину. И этот отказ от своих слов, если он был, вполне объясним, поскольку министр не имел полномочий давать такого рода разрешения, о чем он, как министр, должен был знать. В итоге Парину было предъявлено обвинение в сознательном антигосударственном действии.

3 октября 1946 г. по предложению Сталина вышло постановление, расширяющее права Комиссии по внешнеполитическим вопросам, которая с этого момента должна была заниматься внутриполитическими вопросами, связанными с внешней политикой (Есаков, Левина, 2005, с. 70). Ларин встречался с Зарубиным 4 октября. Зарубин скорее всего знал об этом постановлении, а, возможно, каким-то образом участвовал в его подготовке. Поэтому он и предупредил В.В. Парина: то, что они собираются делать, будет нарушением государственной дисциплины. А за это тогда очень жестко спрашивали. Министр Г.А. Митерев собирался руками В.В. Ларина осуществить внешнеторговый обмен, который в узаконенную деятельность Министерства здравоохранения СССР не входит. Поэтому Минздрав должен был получить разрешение скорее всего от Министерства внешней торговли или от упомянутой выше Комиссии. Минздрав этого не сделал. А должен был сделать. Ведь просит В.В. Ларина передать оказией не свои личные вещи, но государственное имущество. Чего проще получить разрешение на обмен научными материалами. Тогда бы и посыльный (в лице В.В. Ларина) не потребовался. Не было бы в этом случае никаких нарушений нашего законодательства. Незадолго до этого В.В. Ларин получил новую культуру трипаносомы для Н.Г. Клюевой из Англии. Наверняка на это было получено официальное разрешение соответствующих органов. Ведь почему В.В. Ларин пошел Министерство иностранных дел проситься на дипломатический рейс до Парижа? Потому что вез образцы «КР» контрабандой, не имея на то разрешения органов, контролирующих перемещение через границу биологических материалов.

Что должен был сделать В.В. Ларин, когда услышал мнение ответственного сотрудника Министерства иностранных дел о недопустимости такой передачи научных материалов. Отказаться брать ответственность на себя. А ему, видимо, было неудобно перед министром Г.А. Митеревым. Как же, обещал. В.В. Ларин оказался заложником своей добропорядочности и не обратил внимание на то, что она входит в нарушение с его государственным долгом. Т.е. личное, связанное с его пониманием порядоченности, он поставил выше государственного. Об этом собственно и шла речь в письме по делу Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскина.