Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Относительно организационной стороны судов чести написал причастный к ним тогдашний министр здравоохранения Е.И. Смирнов в своих воспоминаниях (1989). Реакция большинства, пищущих на тему «КР», в отношении судов чести была резко отрицательной. Вот что пишет об этом Я. Л. Рапопорт (1988, с. 105): «Наряду с закрытым письмом сочли необходимым более широкое мероприятие “суд чести”- в назидание советским гражданам. Надо было удержать их от космополитических шагов и соблазнов, которые могли бы привести к моральному падению. Назначение “суда чести” - не столько наказать, сколько раскрыть аморальный характер поступка недостойного советского гражданина». Т.е. суды чести имели самостоятельное значение в качестве политического средства, имеющего целью приструнить свободолюбивую интеллигенцию. А дело Клюевой и Роскина было использовано как повод развернуть намеченную до этого программу подавления интеллигенции.

Близкое мнение высказал М. Голубовский (2003): «Замысел драматурга и режиссера-садиста [имеется в виду Сталин] был более масштабен, чем простая физическая расправа над двумя учеными. Главное - запуск всесоюзной кампании по борьбе с космополитизмом, идеологический всеохватный террор в виде “воспитания и перевоспитания”». Вот мнение Ю.Я. Грицмана (1993, с. 115): «... трагедия академика Василия Васильевича Парина произошла только потому, что кому-то из окружения Сталина или ему самому был нужен предлог для очередных гонений и репрессий».

Мне трудно согласиться с такими оценками. Я не могу принять утверждение о немотивированных гонениях и репрессиях, развязываемых с тем, чтобы держать в страхе советских людей. Вопрос идет не о моральном падении, если иметь в виду христианские ценности, и не о космополитизме, как особой форме восприятия мира. Какой центральный факт в деле «КР» вызвал наибольшее недовольство наверху? В чем выражались прозвучавшие в письме упреки в адрес ученых в отсутствии у них гордости, в раболепии перед Западом и т.д.

Главным в деле «КР» был факт передачи американской стороне рукописи и противоопухолевого препарата. Е.С. Левина (2000) так комментирует эту передачу: «Эпизоду, обычному в практике между-народного научного сотрудничества, была дана неожиданно острая политическая оценка, позволившая использовать случившееся в целях, далеких как от науки, так и от задач здравоохранения». По существу тоже утверждается в более поздней работе (Есаков, Левина, 2005, с. 64): «... открытию Роскина и Клюевой суждено было стать важным событием в политической игре, но не столько на международной арене, сколько в проведении идеологического диктата в отношении советских ученых, всей советской интеллигенции». Мое возражение заключается в том, что авторы просто отмахнулись от рассмотрения возможной политической составляющей в деле «КР» и поэтому не попытались хотя бы понять и объяснить, почему наше руководство усомнилось в правомерности действий ученых.

Теперь, что касается международной политической игры, от обсуждения которой отказываются авторы. Мое мнение здесь таково: открытие Роскина и Клюевой не стало пропагандистским козырем в политической игре против нашей страны только потому, что мы передали американцам и рукопись и препарат «КР» и тем самым показали, что никакого открытия в борьбе именно с раком у человека о котором можно говорить повсеместно и тем более с трибуны ООН, пока не сделано.

Вот близкое мнение М.Д. Голубовского (2003, с. 144): «Обычное в науке поведение трансформируется до неузнаваемости на языке партийного новояза: интерес посла - демарш американской разведки, приглашение к сотрудничеству - подкуп, передача машинописи уже сданной в печать книги (причем без главы о технологии) коллегам в США - низкопоклонство перед иностранцами и разглашение государственной тайны. Совсем как в доносе Шарикова на профессора Преображенского».

Возможно, что М.Д. Голубовский не знал, что американский посол по своей главной специальности был кадровым разведчиком. Но наше руководство это хорошо знало. Поэтому и заинтересовалось действиями посла-разведчика в деле наших ученых Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскина. Тем более как выяснилось из мемуаров бывшего посла, опубликованных в 1951 г., он определенно наговаривал на наших ученых, рассказывая о том, что они сами предложили ему препарат. Это же откровенная ложь и попытка подставить наших Ученых. Кого покрывал У. Смит, бросая тень предательства на наших ученых? У нашего правительства не было оснований верить американскому послу. И эти опасения еще более усилились, когда в начале 1947 г. стали разбираться в том, что же произошло в действительности.