Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

При Сталине была идеологическая цензура, но зато не было научной цензуры. И именно это обеспечило расцвет науки в СССР. Решилась О. Б. Лепешинская опубликовать свои научные результаты и нашлись те, кто помог ей это сделать, несмотря на противодействие со стороны некоторых ученых. Если бы была чисто научная критика книги О. Б. Лепешинской, то не было бы ажиотажа вокруг ее имени. Книга при ее небольшом тираже осталась бы незамеченной научной общественностью, но без сомнения нашла бы сторонников среди части ученых. А дальше дело времени и прогресса – стала бы теория О. Б. Лепешинской новой вехой в развитии биологии. Решился Г. М. Бошьян опубликовать свою книгу (с неудачным названием «О природе вирусов и микробов», 1949), и нашлись те, кто помог ему в этом деле. Если бы не было ажиотажа, подогретого тремя дискуссионными сессиями, то и эта книга осталась бы незамеченной, как нарушающая сложившуюся парадигму. По книге высказались, если бы нашли это необходимым, специалисты. И на этом все бы кончилось. Эти два примера убедительно показывают, что в сталинском СССР была свобода научного творчества.

В послесталинское время эта научная свобода кончилась. Идеологи на этих же двух примерах предметно показали, что ученым еще рано давать свободу. Поскольку она может обернуться во вред советской науке пришедшими в нее шарлатанами, проходимцами и просто больными людьми, которые своими действиями могут создать крайне негативный образ советской науки, выставят ее на поругание ненавистниками нашей страны. Так может быть истинная цель партаппарата состояла в том, чтобы стать истинными руководителями науки, отняв эту функцию у академий и дирекций научных учреждений. А для этого надо опираться на ту научную группу, которая ведет активную ненаучную борьбу с другими группами. Время, когда можно было вмешиваться в научный поиск по идеологическим соображениям, уходило в прошлое. Ученых все труднее удавалось подловить на идеологических ошибках. Да и сложным и опасным делом являются идеологические обвинения. Намного безопаснее поддерживать научное мнение, идущее от самих ученых.

В качестве предварительного резюме, я даю следующую реконструкцию событий. Партийные идеологи из Агитпропа в порядке развернутой ими борьбы с Лысенко уговорили ленинградских ученых выступить с критикой книги Лепешинской. Как в это же время они уговорили или «заставили» проректора Ленинградского университета Ю. И. Полянского выступить на открытом собрании с критикой Лысенко, а П. М. Жуковского из Тимирязевской академии и ученых из Московского университета во главе с И. И. Шмальгаузеном осудить Лысенко за извращение дарвинизма. Здесь надо помнить, что в те времена коммунисты не могли критиковать беспартийного академика, не получив согласия на это партийных инстанций. Возможно, что именно те, кто уговорил ленинградцев, придали критике идеологическую направленность, пообещав, что в случае чего прикроют. Они, однако, не учли, что за О. Б. Лепешинскую вступятся старые большевики, которые в первую очередь обратят внимание на оскорбительный характер критики. И на любые доводы партийных функционеров они будут выступать со строго коммунистических позиций – никто в СССР не имеет права унижать человека. Борясь за справедливое отношение к человеку, они могли, как тогда говорили, до Сталина дойти и наверняка их принципиальная позиция была услышана. Идеологам из партаппарата пришлось забыть о своих обещаниях и спешно перестраиваться, выступив теперь в роли активных защитников О. Б. Лепешинской от недобросовестной критики, представляющей ученого коммуниста в качестве идеологического врага советского строя. Мы, таким образом, подходим к ленинградскому делу.

1. 9. Ленинградское дело

«В июне 1950 г.  – пишет в своих воспоминаниях В. Я. Александров (1993, с. 36) – в Ленинград прибыли эмиссары Лепешинской – действительный член АМН СССР Н. Н. Жуков-Вережников и доктор биологических наук И. Н. Майский. На заседаниях Ученого совета Института экспериментальной медицины АМН СССР (21–23 июня) должны были выступить посланцы Лепешинской и подписавшие статью тринадцати, в первую очередь заведующие трех отделов Института: общей морфологии (в который входила руководимая мною лаборатория цитологии) – Д. Н. Насонов, экспериментальной гистологии – Н. Г. Хлопин и фитонцидов – Б. П. Токин. Перед собранием по поручению партбюро нас предупредили, что вопрос о сохранении или ликвидации отделов и лабораторий будет решаться в зависимости от того, как выступят авторы антилепешинской статьи и прежде всего Насонов, Хлопин, Токин».

Сразу поправим автора. В Ленинград прибыли не эмиссары О. Б. Лепешинской, но уполномоченные от Агитпропа, раз партийная организация Института экспериментальной медицины получила на этот счет четкие указания по своей партийной линии о том, как должны вести себя отмеченные выше руководители трех отделов ленинградского Института экспериментальной медицины.