Политика и театр в Европе XX века. Воображение и сопротивление

В отличие от более ранних пьес Сартра, «За закрытыми дверями» – это не пересказ известной истории. Кроме того, в отличие от его более ранних работ, ее сюжет удивительно прост. Три человека попадают в ад, который в данном случае выглядит как декадентски оформленная гостиная. Сначала герои гадают о том, где прячутся демоны и какие физически болезненные наказания им предстоит вынести. Проходит время, и они постепенно осознают истинную ситуацию: они истязают друг друга в процессе их разговора, потому что на самом деле «ад – это другие люди».

Каждый герой провел свою жизнь на земле, прячась за некой маской. Отказываясь судить себя по своим действиям и полагаясь на веру других в эту маску, они, в конце концов, убеждают себя, что она реальна. После смерти они цепляются за фантазии о самих себе, и когда этим фантазиям угрожает опасность, они отказываются видеть правду. Гарсэн, журналист, казненный за дезертирство, намерен цепляться за свой «трансцендентный» героизм. Возможно, в жизни он вел себя как трус, но на самом деле он не такой, по крайней мере так он сам утверждает. У него никогда не было возможности продемонстрировать героизм, спрятанный глубоко внутри. Этот тип самообмана представляет собой попытку определить себя на основе не принятых решений, а согласно понятию «сущности», присущей «характеру». Подразумевается, что человека следует судить – и он должен нести ответственность – не за действия, а за сущность[119]. Поскольку Гарсэн существует теперь только в аду, где его действия доступны для всеобщего обозрения, ему все труднее цепляться за свой героизм. Для того чтобы не столкнуться с истинным Я, ему нужны «другие», которые будут видеть в нем героя. Взгляд другого – это единственное, что может поддержать его.

Тем не менее две его соседки по комнате, Эстель и Инэс, отказывают ему в положительном взгляде, которой он ищет. Их собственные проблемы самообмана мешают им поделиться с Гарсэном чем-либо и, в свою очередь, получить то, что им нужно друг от друга. Эстель, женщина из высшего общества, убившая своего новорожденного ребенка, чтобы скрыть любовную связь, одержима своей внешностью. Она пребывает в смятении и страхе после того, как узнает, что в аду нет зеркал. Она говорит остальным: «Прикасаешься к себе, но напрасно: кажется, будто тебя нет… Когда я разговаривала с кем-нибудь, я садилась так, чтобы смотреться в одно из них. Я разговаривала и видела, как я разговариваю. Я видела себя глазами других, и это меня развлекало»[120]. Без зеркал ей становится все труднее дистанцироваться от самой себя, смотреть на себя как на объект, как это делают другие. Таким образом, она вынуждена видеть и воспринимать себя свободным и ответственным человеческим субъектом. Цепляясь за представление о себе как об объекте, неспособном к свободному действию, она не сможет дать Гарсэну взгляд, который ему необходим, чтобы почувствовать поддержку (так как такие объекты не способны смотреть). И все же ни один из ее товарищей по заключению не будет смотреть на нее таким образом, чтобы она могла продолжать воспринимать себя как прекрасный объект.

Остается еще Инэс, лесбиянка, которая довела свою любовницу до самоубийства. Она убила и себя, и ее, включив ночью газ. Когда герои рассказывают друг другу, по какой причине они оказались в аду, Инэс объясняет свою ситуацию просто: «Я-то была, что называется, проклятой женщиной. Уже тогда проклятой, прошу заметить. Вот я и не особенно удивилась» [Sartre 1989b: 25]. В какой-то момент своей жизни она приняла приговор, вынесенный ей другими, и действовала соответственно ему. На протяжении всей пьесы она говорит Эстель и Гарсэну, что она злая, а в какой-то момент объясняет: «Я вот злая: мне необходимо для жизни страдание других. Факел. Факел в сердце. Когда я одна, я угасаю» [Ibid.: 26]. В отличие от Гарсэна, действия Инэс на земле соответствуют ее так называемой сущности. Ее проблема, однако, заключается во времени: она такая, какой всегда была и всегда будет. Как Сартр пишет в работе «Бытие и ничто»: «Человек, который сознается в том, что он является злобным, обменял свою беспокоящую “свободу-к-злу” на неодушевленное свойство зла: он является злым, он присоединяется к себе, он есть то, чем он является» [Сартр 2000: 29][121]. Она цепляется за суждение, которое другие сделали о ней, а не судит о себе по собственным действиям. Приверженность роли злой женщины не позволяет ей видеть в Гарсэне ничего, кроме труса[122].