Николай II во время аудиенции 6 июля 1916 г. графу С. Вёле-польскому благосклонно принял план польской автономии, но предложил представить «проект императрице, добавив, что она умная женщина и он советуется с ней по всем вопросам». Александра Федоровна враждебно отнеслась к предполагаемой автономии Польши, что использовал Штюрмер, и в июле же большинство кабинета министров, к тому времени реакционное, отвергло проект[256]
. Данный шаг стал формальным поводом для отставки Сазонова. Главой МИД назначили премьера Штюрмера. Сазонов писал позже: «.наша польская политика обусловливалась. берлинскими влияниями, которые проявлялись под видом бескорыстных родственных советов» царской семье, и узким кругозором большинства военных, смотревших на вопрос с позиции «обороны нашей западной границы»[257].В августе 1916 г. Николай II разрешил образовать в составе МИД Особый политический отдел, которому поручили изучение вопросов, касающихся славянских народностей, но отдел не подготовил ни одного обобщающего документа. В итоге правительство и МИД не имели целостной программы послевоенного устройства западных рубежей России. В ноябре Николай II уволил Штюрмера с обоих постов, назначив министром иностранных дел Н.Н. Покровского. МИД к тому времени полагал, что приоритетной для России в будущем станет оборона «новых русских областей Галиции», а граница с Германией станет «оплотом мира»[258]
. В январе 1917 г. Николай II согласился на создание Особого совещания для разработки государственного устройства Польши и отношения ее к Империи[259]. В феврале в записке по польскому вопросу для внесения в Особое совещание Покровский изложил свое мнение относительно польских границ: без Познани и Кракова Польша «думает о русских западных губерниях (…), присоединение к ней (…) польских земель Пруссии и Австрии» есть средство «обороны нашего западного края». Предполагалось, что в объединенную Польшу войдут губернии Царства, за исключением Холмской, которая «по своим этнографическим и религиозным условиям тесно примыкает к Восточной Галиции»[260]. Ранее, в ноябре 1916 г., поверенный в делах в Берне Н. Бибиков отметил, что существует опасность прецедента: в случае захвата Волыни Германией, оккупационные власти могут объединить восточную часть Холмщины с Западной Волынью и создать «украинский Пьемонт для агитации в Малороссии»[261]. В целом позиция Совета министров эволюционировала в благоприятном для поляков направлении, но Царство Польское было уже оккупировано Германией.Немаловажную роль в ходе войны играли антантофильские круги Чехии. Первоначально в их среде преобладала прорусская ориентация, представленная партией младочехов, поддержавших, по словам Сватковского, образование «из чешских и словацких земель королевства. под державой государя-императора с полной внутренней автономией, но при единстве армии, дипломатии и таможенной территории»[262]
. Русские военные и дипломаты считали необходимым использовать благоприятные для России настроения чешского народа[263]. Но после отступления русской армии из Галиции усилились позиции либералов во главе с Масариком, ориентировавшихся на западные державы и выступавших за полную независимость «будущего чешского государства от России (с присоединением к Чехии словаков и западной половины Угорской земли)». В феврале 1916 г. Нератов даже запретил приезд Масарика в Россию[264]. Масарик позднее писал: «(…) одним из лучших моих политических. решений было то, что я не поставил наше народное дело лишь на одну русскую карту (.), стремился обеспечить нам симпатии всех союзников»[265].