Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

В феврале – начале апреля состоялся обмен нотами советского и польского правительств[788]. В связи с этим аналитики ОДИ НКИД писали, что первая «наша нота <…> является серьезной политической ошибкой», поскольку накануне ее опубликования польский МИД констатировал: получение Польшей железнодорожной линии Варшава – Вильна убеждает польское правительство в том, что «опасность вооруженных конфликтов на востоке Европы окончательно устранена» и это отвечает «пожеланиям Совнаркома»[789]. 10 марта Совет Министров Польши дал указание министру иностранных дел добиваться от Антанты согласия на окончательное присоединение к Польше Виленского края[790]. 15 марта конференция послов постановила положить в основу польско-литовской границы намеченную Лигой наций демаркационную линию. Невзирая на протесты Литвы, Совет Лиги подтвердил это решение, которое Советский Союз не признал. Литва, поблагодарив СССР за поддержку, отметила, что «получила полную свободу действий в разрешении виленского территориального вопроса»[791].

После решения вопроса о Мемеле в пользу Литвы Советский Союз стал настойчивее в требованиях урегулировать транзит по Неману. Вначале сплаву белорусского леса сопротивлялись боявшиеся конкуренции литовские лесопромышленники. Но затем, по мнению В.Л. Коппа, против транзита могла выступить Польша – чтобы шантажировать Литву[792]. Новый советский полпред в Литве И.Л. Лоренц писал Коппу: в случае открытия Немана для нас он «будет открыт и для Польши <…> мы переговорами с Литвой о сплаве по Неману <…> становимся посредниками в этом вопросе между Литвой и Польшей», что позволяет использовать Литву против Польши[793]. Кроме того, он сообщал, что переговоры о транзите, по мнению Гальванаускаса, должно вести «Сов[етское]пра[вительство], которое имеет по мир[ному]договору право на сплав по Неману». По словам полпреда, «Литва сейчас поняла, что она перегнула палку», и готова открыть Неман, но выступает против специальных прав для Польши в Мемеле[794].

Вместе с тем в течение всего 1923 г. отношения СССР и Литвы подвергались серьезным испытаниям. Обострение международной обстановки в Европе и усиление борьбы за власть в польских правящих кругах благоприятствовали, по мнению Пурицкиса, осуществлению задуманного им в марте плана отрыва от Польши восточных кресов. Проведя в Берлине переговоры с представителями немецких и украинских националистов, министр вознамерился создать на территории Литвы, Германии, Чехословакии, СССР партизанские базы и, опираясь на них, поднять в Польше восстание национальных меньшинств. Успех акции, считал Пурицкис, позволит вернуть в состав Литовской республики Виленский край, создать также Западноукраинское и Западнобелорусское государства[795]. Появление подобной утопии свидетельствовало, что в разрешении территориальных проблем Каунас надеялся уже в основном на помощь Берлина и Москвы. Председатель литовского Союза стрелков В. Крево-Мицкявичюс говорил советскому корреспонденту 18 октября: «…наша главная работа сосредоточена в оккупированной части Литвы <…> Тут совпадают интересы Литвы и России <…>. Мы должны друг друга информировать о всех событиях на кресах», где «можно установить контакт наших и ваших представителей в случае совместных выступлений»[796].

Но к лету лидеры большевиков предпочли использовать нараставший в Германии политический кризис для ее советизации, и, напуганная этими планами, Литва попыталась наладить отношения с Польшей. 25 мая Пличе сообщил Ганецкому о беседе с руководителями белорусских партизан, которые «под руководством литовского командования боролись с Польшей», но теперь Литва разоружает их по обвинению в большевизме, и партизаны установили «связь с нашими секретными работниками»[797]. Лоренц отметил позже: «.часть белорусов <…> собирается уехать в Прагу <…>. Они для нас гораздо приемлемее в Ковно, чем в Праге, где они оторвутся от <…> антипольской работы»[798]. В августе Пличе писал Коппу: «Возможность коммунистического переворота в Германии немало тревожит Лит[овское] правительство]»[799]. Лоренц пытался успокоить власти Литвы, которых волновала активность коммунистической пропаганды в стране, но без успеха[800]. Так, группа литовских офицеров обращалась к сослуживцам: «Литва сумеет получить Виленщину только с победой Германской революции». Член ЦК КПЛ З. Ангаретис информировал ИККИ 22 октября: литовская армия не будет сражаться на стороне Польши, но «провокационная выходка властей может толкнуть часть солдат против Германии, например захватить Тильзит, этим усилить националистическое настроение и потом косвенно помогать Польше»[801].