Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

Вместе с тем обострение международной обстановки в 1923 г. поставило вопрос о квалифицированности действий силовых структур и Коминтерна, стремившихся решать внешнеполитические проблемы методами революционной геополитики. Не случайно Наркоминдел настойчиво стремился разграничить свои функции с Коминтерном и «соседями». В полпредствах, где под видом дипломатов работали сотрудники указанных ведомств, нередко возникали конфликты. Советская политика в отношении Австрии не является предметом данного исследования, но важно отметить, что именно в полпредстве в Вене возникла наиболее конфликтная ситуация. Полпред А.Г. Шлихтер писал Чичерину: «.назрел созыв совещания в Москве всех Полпредов для выяснения. вопросов. в области наших взаимоотношений с другими учреждениями <…>. В особенности. с аппаратами Региструпа <…>. Собственная касса и собственная смета фактически делают этот аппарат недосягаемым для контроля (.) никакого делового доверия к этому аппарату в Вене я не имею оснований питать». Полпред просил наркома «оказать содействие в скорейшем освобождении Венского Полпредства от некоторых сотрудников <…> Региструпа»[813]. Шлихтер направил жалобу на представителя ГПУ и руководителя Региструпа в Вене В. Инкова[814]. Но в мае 1923 г. Политбюро отозвало в Москву самого Шлихтера[815]. Ситуация, подобная венской, была характерна для многих советских полпредств и привлекла внимание партийного руководства; часть диппереписки отправили Сталину[816].

В НКИД поступали сведения о нарушениях, совершенных сотрудниками Коминтерна и силовых ведомств. На запрос Литвинова новый полпред в Австрии Левицкий ответил, что в мае, до его прибытия в Вену, в квартире, где жил представитель Коминтерна и находился отдел печати полпредства, «состоялась конференция Югославянской компартии», а имевшие дипломатические паспорта работники ИККИ «нелегально ездили в Болгарию и Югославию по коминтерновским делам» по другим паспортам[817]. В августе Левицкий сообщал: «…каким-то образом сумели поступить на службу к тов. Инкову» агенты румынской контрразведки, имевшие «свободный доступ к нашей миссии»[818]. Далее полпред писал о «ненормальном положении» в полпредстве, когда из семи сотрудников с дипломатическими паспортами четверо представляли ИККИ и «соседей»[819].

Суммируя впечатления, Левицкий предлагал секретной части НКИД в своем письме от 26 октября следующее: «.вся работа <…> за исключением ИККИ, должна быть сосредоточена в Полпредстве. Ведь старые посольства имели раньше разных советников и атташе, которые никакой другой работы, кроме дипразведки, не вели.» По его мнению, «в составе Полпредств могут быть только товарищи, на обязанности которых лежит исключительно руководство работой систематизации полученных материалов и пересылка их в центр». И далее: «.недопустимо, чтобы агенты, ведущие эту работу вне миссии, включались в штаты»[820].

Не случайно Политбюро ЦК РКП(б) еще в январе-марте рассматривало с участием Литвинова и Уншлихта вопрос «О взаимоотношениях между НКИД и ГПУ». В частности, Политбюро постановило: усилить контроль ГПУ «над личным составом дипкурьерской части НКИД», но «оставить последнюю в фактическом подчинении НКИДелу <…>. НКИД и ГПУ обязаны оказывать взаимное содействие в работе». Что касается принимаемых на службу сотрудников, говорилось в постановлении, «НКИД обязан <…> сообщить в ГПУ»[821]. Литвинов писал Крестинскому: «Нам пришлось перенести спор в Политбюро, где определилось настроение не в пользу ГПУ. Надеюсь, что т. Уншлихт <…> будет осторожнее». Далее Литвинов сообщил, что «вырабатывается новый регламент взаимоотношений между НКИД и ГПУ. Притязания последнего на дипкурьерскую службу решительно отвергнуты»[822].

По мере перехода большевиков к революционной геополитике активность «соседей» возрастала. В марте Политбюро «расширило» секретный фонд НКИД на 50 тысяч золотых рублей с тем, чтобы деньги использовались, но без «дискредитирования нашей дипломатии»[823]. Подчинявшийся Уншлихту резидент Разведупра в Польше второй секретарь полпредства М.А. Логановский создавал – для усиления революционной борьбы в Польше – диверсионно-террористические организации из местных коммунистов. О подготовке Логановским наиболее авантюрных акций Уншлихт не информировал не только полпреда, но и Дзержинского[824]. Польский «источник» НКИД сообщал: «Громадное влияние польских коммунистов <…> на направление заграничной политики НКИД убеждает варшавское правительство в том, что Советы стремятся вызывать коммунистическую революцию в Польше <…>. Сов[етское] правительство] не поколебалось бы выступить с оружием в руках в случае, если бы в Берлине победила революция». И далее: «.в случае револьты Германии <…> против Версальского договора <…> Варшавское правительство <…> оказалось бы вынужденным образом офензивно обеспечить свою Верхнюю Силезию и Прибалтийское побережье вместе с Данцигом»[825].