Политрук. На Ржевском выступе

– Вечер уже… – пробормотал. – Я что, весь день провалялся?

– Ага, – почти серьезно кивнула девушка, отряхивая соринки с белого халата. – И вчерашний день, и позавчерашний. Пятое августа с утра.

– Ничего себе… – равнодушно промямлил я. – Сильно меня?

– Везунчик ты, Антошка. – Кристина поднесла мне кружку с водой и заботливо, ладонью приподняла голову. – Пей, пей…

Я жадно, давясь и сопя, выхлебал полкружки.

– Уф-ф… Спасибо.

– Пожалуйста, – слабо улыбнулась военврачиня. – Напугал ты нас. Тёмка прибегает, глаза по пять копеек… И тут твои заносят… А ты бледный впросинь! Кровь на голове… У меня даже ноги потёрпли! Я всех выгнала, осмотрела…

– Жить буду, доктор? – выжал я через силу.

– Да куда ты денешься… – вздохнула Кристина и тихо, но очень серьезно проговорила: – Береги себя, Антоша. Ты нам всем очень нужен, мы без тебя пропадем совсем…

– Не преувеличивай… – пробормотал я, чувствуя, как теплеют щеки.

– А я не преувеличиваю. Вон, даже Павлик прискакал, когда узнал. Еле назад успел…

– Налет был?

– Ага! Пашка два «Юнкерса» сбил и «худого» – так они тут «Мессершмитт» прозывают…

– Они? – усмехнулся я.

– Они, – без вызова ответила девушка, лишь наметив складочку на переносице. – Не представляю даже, сколько времени должно пройти, пока не будет сказано: «Мы!» А пока, вот, маемся между прошлым и будущим, как неприкаянные. Думаешь, я просто так сказала, что ты нам нужен? Да мы все за тебя цепляемся!

– Тебе можно… Цепляйся покрепче…

– О, пошел на поправку. – В тени блеснули девичьи зубки. – Ладно, отдыхай. Тебе сейчас покой нужен – лучшее лекарство!

Она привстала, и я вяло двинул рукой, касаясь накрахмаленного халата:

– А поцеловать лежачего?

Кристина наклонилась, глядя на меня без улыбки – и прижалась губами.

– Вкусненько… – забормотал я, облизываясь, и девушка рассмеялась, осторожно, но ласково ущипнув меня за небритую щеку.

– Выздоравливай давай!

– Есть, товарищ командир…

Кристя вышла, раздвинув складки парусины, а я завел глаза под мягкий потолок – он чуть колыхался, поддаваясь ветру. Тупые удары бомбежки затихли, в крайний раз хлестко ударила 8,8-сантиметровая «ахт-ахт».

Я представил себе, как Пашка носится сейчас по артиллерийской позиции, подгоняя «богов войны», и губы сами изогнулись в улыбку. Все путем…

Суббота, 9 августа. Утро.

Ржевский район, с. Полунино

– Значит, так, товарищи командиры. – Салов быстро оглядел комбатов и ротных. – До Ржева – двенадцать километров. 6-я немецкая пехотная дивизия, с которой бодается наша 139-я, отошла к Тимофеево, на заранее подготовленные позиции. Противник оказывает упорное сопротивление артминогнем в полосе наступления, а его бомбардировочная авиация беспрерывно воздействует на наши боевые порядки. Та-ак… – Он неторопливо заглянул в бумаги. – В течение суточного боя в полку убито восемьдесят два человека, из среднего начсостава – двое. Дороги для гужтранспорта труднопроходимы, вследствие чего полк имеет острый недостаток в снабжении продфуражом. Питанием мы обеспечены полностью, за исключением хлеба. Винтпатронов – два боекомплекта, артвыстрелов – один боекомплект… Дивизия заняла Харино, Теленково, Долманово, Выдрино. Захвачены пятнадцать ДЗОТов и два танка… Ага… Боевой приказ штарма и штадива таков, товарищи: сегодня ночью, к пяти нуль-нуль, выйти на исходное положение для наступления, и с семи нуль-нуль, после артподготовки продолжительностью один час пятнадцать минут, овладеть Тимофеево, прочно закрепиться на занимаемом рубеже. Организовать боевую разведку в направлении северной окраины Ржева. Вопросы есть? Вопросов нет. Ну, и последнее… – Комполка посмотрел прямо мне в глаза. – Товарищ командарм подписал и отправил в Москву наградные документы. Вы, товарищ Лушин, представлены к ордену Красного Знамени. Сидите, сидите! – добродушно хохотнул он. – Вручать будем позже!

Начсостав в охотку посмеялся, а командир 3-го батальона, куда входила моя рота, пихнул меня в бок:

– С почином!

* * *

Покинув штаб, я попытался натянуть пилотку и поморщился – повязка мешала. Фактурно смотрюсь, но даже честь отдать – проблема.

Голова уже не болела, да и рана подживала. Мне б еще, конечно, поваляться с недельку для пущего эффекту, но – война. Оклемался? Будь здоров, не кашляй.

Чертыхнувшись, я ступил на сочную колею, увязая по щиколотку. Эх, дороги… Слякоть. «Студер» и тот вязнет. Одни коняшки кое-как подводы выволакивают. Хлеба до сих пор не завезли. Благо, нам достались немецкие запасы, а там консервированных хлебцев – ну, просто завались. Хоть шоколаду налопались. Не того, который panzerschokolade, а обычного, бельгийского – вермахт со всей Европы дань брал. А мы взяли добычу.