Политрук. На Ржевском выступе

Трофейное оружие всегда к месту, и тут не жадность срабатывает, а опыт, сын ошибок трудных. Лишних пулеметов на войне не бывает, а «эмгачи» – не худшие изделия фрицевских оружейников. Шибко скорострельные, отчего стволы выгорают, но немцы – народ запасливый. Их пулеметчики всюду за собой таскали тубусы, похожие на те, что предназначены для носки чертежей, только в них не свернутые листы ватмана тягали, а запасные стволы. Изношенный и раскаленный выкручиваешь прямо на позиции, для чего заботливый фабрикант асбестовую рукавицу прилагал, новый вкручиваешь – и огонь по врагам рабочего класса…

«МП-40», прозванные «шмайссерами», тоже пользовались популярностью – в окопах с винтовкой не развернешься, а пистолет-пулемет в самый раз.

Одно огорчение – немцы отказывались пополнять нам боезапас. Ну, не хотят дать по-хорошему, отберем по-плохому…

Громыхая бортами, провыла полуторка. Чубатый шофер белозубо улыбнулся – и пустила «зайчик» новенькая медаль «За отвагу», прицепленная к гимнастерке. Мысли мои разом перескочили на «краснознаменную» тему.

Комбат с самого утра расписывал, как все рады прорыву, «а то еще неделю проваландались бы с этим Полунино!».

«А три недели не хочешь?» – Мои губы поползли вкривь.

Да мы бы до конца августа тыкались в полунинские хаты, топча грязь и гоняя красноармейцев на бойню! А что делать? Старую авиацию, считай, угробили, новой пока нехватка. Вот и кружат над нами «мессеры». А массированные огневые налеты? Дать бы перед атакой изо всех стволов, да так, чтобы всю немецкую оборону перекопать на два метра вглубь! А нечем!

Главное, орудия в наличии – и 122-миллиметровые, и на 152 миллиметра, и даже на 203, а боеприпасы – йок. Не подвезли, грязюка непролазная…

Вздохнув, я направился в расположение 8-й роты. А то и не был еще там. Как выпустила меня Кристя, поворчав для порядку, так сразу и в штаб.

Первым меня встретил Ходанович. Вытянулся во фрунт, рот до ушей распустил, да как рявкнет:

– Здравия желаю, товарищ командир!

– И тебе не хворать, царь зверей… – заворчал я, стесняясь потепления на душе. – Все живы?

– Все-е!

Заслышав старшинский акустический удар, личный состав полез из землянок и палаток. Тёма с Пашкой сияли в первых рядах.

– Ну что, товарищи бойцы? – улыбнулся я. – Удался нам прорыв, сам не ожидал. Взломали немцам оборону, забрались, как лисы в курятник…

– Ох, и квохтали… – закатил глаза Лапин. – Ох, и кудахтали!

По роте разошелся хохот, а из строя выступил Закомолдин, наш комсорг.

– Товарищ командир, – затянул он печально, – вы еще ни разу не вели разъяснительную работу с комсомольцами роты…

– Да? – Я осторожно почесал под повязкой. – Ну так давайте проведем. А то с утра – в наступление…

Присел на колоду, а комсомольцы устроились на бревнах, наготовленных саперами, как в партере. Помолчал я, подумал и начал:

– Слыхал краем уха, как кто-то из наших ворчал – зачем нам, дескать, этот Ржев дался? Гробят только народ, а толку – ноль. Ну, давайте разбираться… Мы здесь сражаемся с 9-й немецкой армией. Командует ею Вальтер Модель, прозванный «мастером отступления». 9-я армия – силища огромная, и вся она закопалась на Ржевском выступе. На карту гляньте – сразу увидите. Торчит этот выступ, как коготь, а Москва недалеко… Вроде бы все понятно, да? Как панфиловцы говорили той зимой: «Велика Россия, а отступать некуда. За нами – Москва!» Но не так все просто, товарищи… Москву немцу уже не взять. Тут надо Гитлеру спасибо сказать – за науку. Поделились немцы опытом, и закалилась Красная Армия в боях! Просто есть такие места на фронте, сдавать которые ну никак нельзя. Как наши голодали в Ленинграде зимой! Блокада! По горбушке в руки, а в хлебе том муки меньше, чем накрошенной коры… Лучше Ольги Берггольц не скажешь: «Сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам!» Почему же мы не уступили немцам Ленинград? Бились за него, гибли… А потому, что красноармейцы, ополченцы и блокадники сковывали пятнадцать немецких дивизий! Отступи наши – и немцы тут же перебросили бы их к Москве. Тогда бы мы и столицу нашей Родины потеряли! Можно было такое допустить?

– Нет! – прошелестело в толпе.

Смотрю, и седой Лапин подсел к комсомольцам, и старшина… Вдохновившись, я развил тему:

– Товарищи! Исход войны решается не здесь, а на Сталинградском фронте. Гитлер рвется к Волге, и это последний наш рубеж. Если сдадим Сталинград, не видать нам бакинской нефти, а как воевать без горючего? Без танков? Без самолетов? Да и как это можно – сдать город Сталина? Вот немцы и копят войска у Волги, там сейчас завязывается грандиознейшая битва. Верю, знаю – наши возьмут верх! Но тамошняя победа куется и здесь, где Волга – мелкая речушка. Мы с вами, товарищи, удерживаем целую армию! Своими атаками и контр атаками. Вот в чем смысл боев за Ржев! Дадим слабину – и Гитлер тотчас же снимет пять или десять дивизий, да и отправит их к Сталинграду! А оно нам надо?

– Нет! – дружно решил комсомол…