Политрук. На Ржевском выступе

– О! – выдохнул Левин, тыча пальцем в сводчатый потолок. – Вот! Вот оно, твое сокровенное, мой мальчик! Стало быть, не зря я тут нудил! Прекрасно понимаю, от чего ты таишься. Стоит только намекнуть этому живодеру в погонах рейхсфюрера о берсерках для СС, как тебе тут же выделят любую сумму! Станешь лично докладывать об успехах в пестовании доблестного воинства зверолюдей! Но провал будет стоить тебе жизни, – задумавшись, он приблизился к столу и перебрал бумаги. – Жил-был один ученый… наивный и доверчивый. Не буду называть его имени, ибо оно ничего уже не значит – тот, кто носил его, сожжен в крематории Заксенхаузена. За что? А за то, что доказал с фактами на руках: русские, которых мы пренебрежительно считаем азиатами и восточными варварами, на самом деле суть истинные арийцы! Не стану развивать эту, насколько увлекательную, настолько же и опасную тему, а сразу перейду к делу. К причине твоего вызова сюда, в это инфернальное святилище. Вальтер Модель, командующий 9-й армией, мой старинный приятель, будучи на днях в Берлине, рассказал мне удивительную историю. Его солдаты и офицеры держали оборону у города с рыкающим названием Ржев. Ныне русские заняли его, но как! За несколько дней до штурма части 9-й армии стояли севернее, у села Полунино. Русские несли громадные потери, ведь каждый сантиметр линии обороны пристрелян из пулеметов и орудий, а перед нею раскинулись обширные минные поля. Ни пройти, ни проехать! Но русские прошли. Темной ночью рота противника одолела минное поле – ползком, не задев даже краешек чего-либо взрывоопасного! – и захватила плацдарм. А дальше прорыв, взятие укреплений Полунино… Но самое интересное случилось в боях за Ржев. Та же самая рота с ходу одолела нашу оборону! Оставшиеся в живых рассказывали о шестируких воинах-демонах, которых не брали пули или осколки, зато наших солдат они изничтожали пачками. Без единого промаха! Кончались патроны – русские берсерки убивали ножами и голыми руками, растерзав не менее батальона. Рассказывали, как они буквально перелетали через баррикады, а двигались так быстро, что глаза не поспевали ухватить размытый силуэт!

– Ну-у… – неуверенно затянул Рихард. – Вы же знаете цену окопным байкам…

– Да! – воскликнул оберштурмбаннфюрер. – Точно теми же словами я и ответил Вальтеру! Но, оказывается, были и другие свидетели… Свидетель. Пленный русский боец. Он, правда, типичный азиат из степняков, зато лишен страсти к художественным вымыслам. Простой, простодушный кочевник подтвердил то, что мы видели со своей стороны. «Было?» – спрашивают его. – «Было!» – говорит. – «В 8-й роте 718-го стрелкового полка». В общем, данной мне властью я командирую вас, Рихард, на Восточный фронт, в расположение частей 9-й армии!

– Моя задача? – выпрямился барон.

– Убедиться, что россказни да побасенки – чистая правда, – раздельно проговорил Левин. – А дальше – по обстоятельствам. Было бы просто замечательно доставить русского берсерка живьем, но…

– Попытку я сделаю, – заявил Рихард, вставая.

– Вот и хорошо, – заворковал оберштурмбаннфюрер, – вот и славно. И еще… – Он помолчал, склонив голову к плечу, будто прислушиваясь к чему-то. – Я могу ругать фюрера за все его непотребства, но, в любом случае, Германия – моя страна. И победы я желаю Фатерлянду. Хайль Гитлер!

– Хайль! – Барон четко развернулся и покинул кабинет. Его ждала долгая и опасная дорога. Возможно, к славе. Быть может, к гибели.

«А все остальное – судьба…»

Из газеты «Красная Звезда»:

«ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. 17 августа. В южных районах фронта, на всех основных участках почти непрерывно идут бои. Обе стороны, и в особенности немцы, несут большие потери. Тем не менее в отдельных районах противнику удается развивать успех наступления. Вчера немцы предприняли ряд атак у Минеральных Вод, у Клетской и в других местах. Некоторые из этих атак наши части не сумели отбить. Это обязывает наши войска усилить сопротивление врагу…»

Глава 8

Четверг, 27 августа. Позднее утро.

Москва, Кремль

Мягкие сапоги ступали тихо, не отвлекая от дум, да и в «предбаннике» тишина – уж Власик своих школил. Людей начохра и заметишь-то не сразу – реют бесплотными тенями…

Сталин скупо улыбнулся. Дошагал до окна и поднял шторы – он любил светлоту в кабинете. На солнце и темные дубовые панели теряют мрачноватый оттенок, выявляя доподлинный цвет, и графин играет гранями, преломляя небесное сияние… Чудится порою, что даже из шифротелеграмм выпариваются недомолвки – ясность засветляет все тени.