Политрук

Резко оглянувшись, я увидал полузнакомые зеленые силуэты «тридцатьчетверок» — еще не с теми, узнаваемыми «гайками» поверху. Эти ворочали несерьезными башнями, не зря прозванными «пирожками». Передний танк замер на секунду — и шибанул снарядом по грузовикам. Фугас разорвал кабину «Опеля», кузов опрокинулся, и немцы посыпались, как картошка из ведра. По ним тут же добавили наши с околицы — гулко задолбил «дегтярь», взревел ДШК, гвоздя тяжеленькими пулями, на полста грамм каждая.

— К сельсовету! — крикнул я, и тут залетный кусочек металла, увесистый и горячий, чиркнул по голове.

Мир пропал, угасая в колокольном звоне.

* * *

Очнулся я под брезентовым пологом, натягивавшимся и опадавшим под ветром. Внутрь засвечивало солнце всё того же алого окраса, но уж больно насыщенного, отдающего в багрец.

Меня мутило, и хотелось пить. Шевельнувшись, я осознал, что лежу. Тут же колыхнулась тупая боль в голове, и всё вокруг поплыло, качаясь и нагоняя цветущий мрак.

Во второй раз я очнулся, когда начало темнеть. Или проснулся — гулко отдавались недалекие взрывы, потряхивая землю. Тот еще будильничек…

— Ну, наконец-то! — сказал сумрак голосом Кристи.

А вот и ее хорошенькое личико замаячило, склоняясь.

— Ангел небесный… — пробормотал я, и девичья ладонь нежно коснулась моей щеки.

— Ай-я-яй… — ласково попеняла Кристина. — А еще коммунист!

Мне удалось выдавить улыбку.

— Вечер уже… — пробормотал. — Я что, весь день провалялся?

— Ага, — почти серьезно кивнула девушка, отряхивая соринки с белого халата. — И вчерашний день, и позавчерашний. Пятое августа с утра.

— Ничего себе… — равнодушно промямлил я. — Сильно меня?

— Везунчик ты, Антошка, — Кристина поднесла мне кружку с водой, и заботливо, ладонью, приподняла голову. — Пей, пей…

Я жадно, давясь и сопя, выхлебал полкружки.

— Уф-ф… Спасибо.

— Пожалуйста, — слабо улыбнулась военврачиня. — Напугал ты нас. Тёмка прибегает, глаза по пять копеек… И тут твои заносят… А ты бледный впросинь! Кровь на голове… У меня даже ноги потёрпли! Я всех выгнала, осмотрела…

— Жить буду, доктор? — выжал я через силу.

— Да куда ты денешься… — вздохнула Кристина, и тихо, но очень серьезно проговорила: — Береги себя, Антоша. Ты нам всем очень нужен, мы без тебя пропадем совсем…

— Не преувеличивай… — пробормотал я, чувствуя, как теплеют щеки.

— А я не преувеличиваю. Вон, даже Павлик прискакал, когда узнал. Еле назад успел…

— Налет был?

— Ага! Пашка два «Юнкерса» сбил, и «худого» — так они тут «Мессершмитт» прозывают…

— Они? — усмехнулся я.

— Они, — без вызова ответила девушка, лишь наметив складочку на переносице. — Не представляю даже, сколько времени должно пройти, пока не будет сказано: «Мы»! А пока, вот, маемся между прошлым и будущим, как неприкаянные. Думаешь, я просто так сказала, что ты нам нужен? Да мы все за тебя цепляемся!

— Тебе можно… Цепляйся покрепче…

— О, пошел на поправку, — в тени блеснули девичьи зубки. — Ладно, отдыхай. Тебе сейчас покой нужен, лучшее лекарство!

Она привстала, и я вяло двинул рукой, касаясь накрахмаленного халата:

— А поцеловать лежачего?

Кристина наклонилась, глядя на меня без улыбки — и прижалась губами.

— Вкусненько… — забормотал я, облизываясь, и девушка рассмеялась, осторожно, но ласково ущипнув меня за небритую щеку.

— Выздоравливай, давай!

— Есть, товарищ командир…

Кристя вышла, раздвинув складки парусины, а я завел глаза под мягкий потолок — он чуть колыхался, поддаваясь ветру. Тупые удары бомбежки затихли, в крайний раз хлестко ударила 8,8-сантиметровая «ахт-ахт».

Я представил себе, как Пашка носится сейчас по артиллерийской позиции, подгоняя «богов войны», и губы сами изогнулись в улыбку. Всё путем…

* * *

Суббота, 9 августа. Утро

Ржевский район, с. Полунино