Политрук

А другой хомяк, по имени Армен, столько МП-40 добыл, что затеял бартер — сменял «Шмайссеры» на родимые СВТ. Мы как-то с ним толковали на темы стратегии и тактики, и он проникся моей идеей — приплюсовать к парочке штатных снайперов в каждой роте хотя бы по одному «нештатнику» на взвод, даже на отделение.

Такие стрелки, как Ганальчи или Швецов, как Будаш или Белоконов — настоящие ганфайтеры, они просто не умеют промахиваться. А Зюзе я поручил «изыскать внутренние резервы». И нашел же!

Вано Махарадзе, оказывается, завзятый охотник, белке в глаз целился, чтобы шкурку не попортить — и дочке шубку справить. А Рома Закомолдин, комсорг 8-й роты, призы брал по стрельбе.

И такие, меткие да быстрые, в каждом взводе сыскались — я им лично вручил по «светке» с оптическим ПУ. Командование полка отнеслось к моим инициативам со снисхождением взрослых дядей: чем бы дитя не тешилось, лишь бы устав не нарушало.

Лейтенант Быков, командир пулеметной роты, и вовсе выступил с почином. Два штатных «Максима» «разобрало» прямым попаданием, так он нашел им замену — выцыганил ДШК. В общем, поголовье хомяков в батальоне росло, и я легко находил с однополчанами трогательный консенсус…

…Дунул зябкий ветерок, донося влажное дыхание осени, и мои глаза тревожно зашарили по каемке леса: неужто дождь собирается? Однако горизонты невинно сияли чистотой.

— Товарищ командир! — грузной трусцой подбежал Шубин, бросая ладонь к пилотке. — Приказано выступать!

— Выступим, — усмехнулся я, подумав, как сей глагол четко ложится в понятие «театр военных действий»…

* * *

На марше батальон «оторвался от коллектива», маршируя в авангарде по широкой лесной дороге. Головную походную заставу я услал еще дальше вперед — дозорные наблюдали следы поспешного отступления фрицев, а нам и невдомек, что дивизию попросту заманивают. Как Василий Алибабаевич оправдывался: «Все побежали, и я побежал!»

Вот так и мы. Драпают немцы? Догнать и перегнать! На лихом коне! Ну, или пешочком. К чести своей, ситуация меня тревожила — шея заболела оглядываться на отстающий 718-й. Только я собрался и боковую заставу организовать, прощупать фланги, как вот он, взлелеянный Моделем «фокус-покус»!

Настоящий железный поток, взревев десятками моторов, вырвался из перелеска. Немецкие танки, ворочая башнями, отсекли мой батальон от полка, от дивизии, от наших. Вразнобой заговорили орудия, и мне не оставалось ничего иного, как заорать:

— В лес! В лес, мать вашу! Бритиков, ко мне!

Батальон, растянувшись по дороге, круто повернул — елки, липы, дубы прикрыли наш уход. Взрыкивая двигунами, съезжали с колеи неповоротливые «Ганомаги». Шатко качали дулами орудия на прицепах.

Немецкая пехота, сыпанувшая за танками в полукилометре от нас, открыла огонь, но винтовочные пули, пущенные на бегу, больше пугали, чем разили.

— Товарищ командир… — затараторил подскочивший летёха.

Я досадливо отмахнулся.

— Разворачивай свою «пятидесятку», лейтенант, и лупи по немцам! Только насмерть не стоять! Задержи немчуру, пока мы отходим, понял?

— Понял, товарищ командир! — преданно вытаращился Бритиков.

— «Ганомаг» оставляю. Отстреляетесь — догоните! Шнелле, шнелле!

— Яволь! — вытолкнул артиллерист, кривясь.

БТР, полязгивая «гусянками», развернулся кое-как, лавируя между деревьев, и впрягшиеся пушкари выкатили орудие на позицию между трех могучих дубов.

— Воронин! — крикнул я. — Поможешь!

— Есть! — откликнулся «Ворона».

Вдвоем со вторым номером они затащили ДШК на травянистый горб. Отсюда, с опушки, открывался левитановский пейзаж: на заднем плане золотятся березки с осинами, оттеняя небесную синеву, а по бурому лугу, по лежалой траве прут серые коробчатые танки. Ну, это уже батальное полотно…

Раздав ЦУ, я заспешил в лес. Попадая то в ельничек, то в заросли старых лип, углублялся в чащу — спутанные колеи «Бюссингов» вели меня. А за спиною, на лугах, разгорался нешуточный бой — под буханье танковых пушек заговорили родимые полковые ПТО. Сухой, хаотичный треск винтовок и заполошный — «эмгачей», ходил волнами, все чаще перебиваясь зловещим свистом падающих мин. Ага…

Банг! — звонко рявкнула наша «пятидесятка». Заревела «душка», кроя пехоту. Банг! Банг! Банг! И тут же ахнуло, раскатилось тяжким грохотом. Мой рот растянулся в злорадной ухмылке — немецкому «панцеру» прилетело в боеукладку!

— Так вам и надо, — выцедил я. — Мы вас сюда не звали!

* * *

Завечерело. Батальон забрался в самую чащу, куда только можно просунуться грузовикам. Не бросать же добычу… Как раньше говаривали: «Что с бою взято, то свято». Золотые слова…