Молодой человек многозначительно посмотрел на пылающий в камине огонь. Старая дама кивнула.
— Я тоже так считаю, — сказала она.
Когда остатки конверта и его содержимого поглотил огонь, миссис Фарадей вздохнула.
— Когда вы состаритесь, молодой человек, — сказала она, — вы с немалым удивлением обнаружите, что даже самый никудышный мужчина может оставить неизгладимый след в сердце какой-нибудь бедной женщины. Ну, хорошо, больше мне не в чем сознаваться. И я очень рада тому, что вы мне сказали насчет бедного Вильяма. Видите ли, я-то знаю, что он, вне всяких сомнений, невиновен.
Она произнесла последние слова с такой уверенностью, что Кемпион вздрогнул. Маленькая старая женщина смотрела на него своими улыбающимися и очень проницательными черными глазами.
— До свидания, встретимся за ужином, — сказала она. — Вы не могли бы прислать ко мне Элис? Мне кажется, звонок не работает. Я просто не знаю, что бы я без нее делала?
16
Черное воскресенье
Несокрушимый дух тети Каролины заставил ее отправиться на следующее утро в церковь, хотя она, конечно, понимала, что ее появление привлечет внимание толпы. Дядя Вильям и тетя Китти остались в своих комнатах, чтобы избежать участия в этом ритуале, и сопровождать старую даму в церковь поневоле пришлось Кемпиону и Джойс.
Следуя за полновластной владелицей «Сократес Клоуз» на ее место в церкви, Кемпион услышал слабый шум среди прихожан, шелест молитвенников, шуршанье юбок. Но тетя Каролина медленно шествовала по боковому проходу церкви с невозмутимым выражением лица, постукивая по каменному полу черной тростью.
Служба была кошмаром для Джойс, поэтому она была благодарна Кемпиону за его присутствие. Он держался превосходно и находил нужные места в молитвеннике тети Каролины с таким видом, как будто с детства только этим и занимался. Самое удивительное, что он вряд ли отдавал себе отчет в том, что происходит в большом и безликом здании церкви. Его голова была занята обдумыванием предположения, которое было столь пугающим, что он настойчиво отгонял от себя эти мысли. Когда идея окончательно сформировалась, и он тщательно сопоставил друг с другом все детали, само по себе это предположение повергло его в изумление и ужас. В данный момент оно было еще слишком смутным, чтобы говорить о нем вслух. Он представил себе выражение лица Станислауса Оатса в тот момент, когда он ему все скажет. И тем не менее, если его чудовищное предположение было верным, если оно не было привидевшимся ему страшным сном, он содрогался при мысли о том, какой опасности подвергались все обитатели «Сократес Клоуз».
Маркус Фезерстоун дожидался в доме их возвращения из церкви. Дядя Вильям тоже чувствовал себя уже достаточно окрепшим, чтобы спуститься вниз. Когда Джойс и Кемпион вошли в утреннюю гостиную, мужчины сидели у камина, и, судя по всему, разговор между ними был не из приятных. Надувшийся дядя Вильям ссутулился в кресле и рассеянно посасывал пустую трубку, а Маркус, на котором начало сказываться напряжение трех последних дней, был все еще красным от возбуждения.
При их появлении Маркус встал, подошел к девушке и поцеловал ее, и это неожиданное проявление нежности почти испугало их обоих и повергло в шок дядю Вильяма. Джойс была в восторге, и Кемпион отметил, что сильные переживания, какими бы трагическими они ни были, все-таки вывели Маркуса из того летаргического состояния, в котором он пребывал, судя по его письму. Дядя Вильям поспешил воспользоваться своим преимуществом.
— Мне кажется, вы всех смутили, — заметил он. — Целоваться до обеда — это такой же дурной тон, как пить спиртное до завтрака. Моральный облик этого дома полностью изменился. Если в таких старых семьях, как наша, начинается процесс разложения, он идет очень быстро. Полагаю, моя мать тоже произвела сегодня утром в церкви то скандальное впечатление, которого она добивалась. Что же касается меня, то я намереваюсь оставаться по утрам в постели до тех пор, пока все это не закончится.
Кемпион обратил внимание на то, что он уже расстался с лентой, при помощи которой его рука была подвязана к шее, и что, сведя повязку до минимума, дядя Вильям старался держать раненую руку в кармане.
— Этот молодой идиот, — продолжал пожилой человек, кивнув упрямой головой в сторону Маркуса, — все еще настаивает, чтобы я признался в том, что на меня было совершено какое-то мифическое нападение. Он говорит, что побывал у Леврока, и узнал, что Джулию действительно отравили. В бедняжке нашли Бог знает сколько кониума! Если бы Леврок был приличным человеком, он оставил бы эти сведения при себе.
— Мистер Фарадей, — лицо Маркуса побагровело. — Я ведь рассказал вам об этом по секрету, что, боюсь, было очень неосмотрительно с моей стороны. И сделал я это только потому, что искренне хотел объяснить вам, в какой опасности вы находитесь. Эта информация была передана мне конфиденциально, и я просил бы вас с этим считаться.